Сокровища Рейха - Томас Гиффорд Страница 17

– Не могу с этим спорить, но повторяю: я Сирила не убивал.

– Да верю, верю. Должно быть, так оно и есть. Но вам ясно, в каком затруднительном положении оказался я? Вы понимаете, какая теперь передо мной стоит дилемма?

Я отложил бутерброд, оставил недопитый кофе и поднялся.

– Сядьте, сядьте, – примирительно сказал Питерсон. – Я должен выложить, что меня волнует. Мне это просто необходимо. Никогда не обращался к психиатру, но всегда был несдержан, крайне импульсивен. Не могу не выложить все, что на уме. Мою жену это приводит в бешенство. Она у меня психолог. Ну ладно, садитесь и не напускайте на себя такой оскорбленный вид. Будет только хуже.

Он порылся в ящиках стола, нашел одну из своих тонких сигарок, щелкнул золотой зажигалкой «Данхилл», затянулся и откинулся на спинку кресла.

– Есть, конечно, и другие предположения. Как в отношении тех двоих, что подстерегали вас на шоссе? Пока я не вижу никакой связи между покушением на вас и убийством вашего брата, за исключением одного: вы – братья и оба стали жертвами насилия в течение суток, плюс-минус пара часов. Однако тут перед нами возникают большие «но»… Например, кто мог знать о вашем приезде и о приезде вашего брата? Из-за чего кому-то потребовалось убрать вас обоих? Я крепко над этим думал, но ничего не придумал. Ничего. Слишком много неизвестных. – Он сокрушенно покачал головой, видимо удрученный тем, что впустую затратил столько усилий. – Прежде всего, почему приехал ваш брат? Вот что меня бесит! Неясно также, зачем ему понадобилось вызывать вас сюда. Не знаем мы, и ради чего он летал в Буэнос-Айрес. Я спрашивал об этом Бреннера. Он ответил, что, насколько ему известно, у вашего брата нет никаких деловых интересов в Буэнос-Айресе, да и вообще нигде в Южной Америке.

– Не имею ни малейшего представления об этом, – ответил я. – Я не в курсе его дел. Знаю только, что он много ездил по свету.

– Где же он побывал, например?

– В Каире, Мюнхене, Глазго, Лондоне. Всюду проворачивал массу сделок. Работа для него была радостью, праздником. Это была интересная жизнь, и он прожил ее хорошо.

– Каир, Мюнхен, Глазго, Лондон. – Лицо Питерсона выразило отвращение. – Элис, – заорал он, – уберите, пожалуйста, весь этот хлам отсюда!

Из конторы мы вышли вместе. Молча спустились по лестнице. У двери он остановился и улыбнулся мне:

– Да, должен вас предупредить. Не уезжайте из города. Мы имеем убийство и покушение на убийство. Я уже сообщил в полицию в Висконсине, дал с ваших слов описание тех двух бандитов, а также их машины. Возможно, их взяли на заметку, тогда можно будет начать рассмотрение всех этих занимательных предположений.

Он натянул свое замшевое пальто, и мы вышли на крыльцо здания суда. После жарищи в конторе дышать холодным воздухом было особенно легко и приятно.

– Мне уже сорок три, – сказал Питерсон, натягивая перчатки, которые плотно облегали его кисти и имели небольшие дырочки на уровне суставов, что, на мой взгляд, было вовсе не по погоде. – Когда-то меня считали вундеркиндом в полицейском управлении в Миннеаполисе. Был вундеркиндом, почитай, пятнадцать лет – слишком долгий срок. Большинство полицейских недолюбливало меня, и, если честно, я был довольно никудышный полицейский. Но у меня был нюх на убийства. Раскрыл пару крупных преступлений и несколько преступлений поменьше – из тех, что обычно остаются нераскрытыми, поскольку всем наплевать либо на убитых, либо на убийц. Мне же было не наплевать, Купер, причем не из высокоморальных соображений. Вовсе нет. А потому, что убийство – это самый отчаянный, безумный шаг, единственный выход для людей, доведенных до крайности сложившимися обстоятельствами. Расследование убийств – моя страсть, только и всего. Расследование любого случая убийства, – продолжал он, – похоже на работу компьютера, который действует по собственной схеме и просто отказывается работать, пока в него не заложат нужную программу. Но стоит только сделать это, как компьютер оживает, начинает гудеть, клясть тебя на чем свет стоит и мигать экраном перед твоей мордой. – Все это время Питерсон смотрел вниз на снег и вдруг вскинул голову с характерной для него стремительностью. – О, вы, должно быть, поняли, что я просто перефразировал стариннейшее клише детективной литературы: любое преступление – это складная картинка, надо лишь правильно совместить ее разрозненные части. Вспомните, с каким азартом восклицал Шерлок Холмс: «Что ж, Уотсон, игра началась!» И Шерлок Холмс был абсолютно прав. Только моя аналогия с компьютером более современна, а я гораздо откровеннее Холмса, когда открыто признаюсь, что получаю удовлетворение, раскрывая убийства.

Его «кадиллак» стоял у обочины, покрытый снегом. Питерсон отворил дверцу.

– Хочу повидать миссис Смитиз, вернее, мисс Смитиз. Боже, – сказал он, глядя на крутящийся снег, – кто способен размотать этот клубок? Может, она сообщит мне что-нибудь, чего я не знаю. А я не знаю почти ничего. – Он помахал мне рукой в перчатке и захлопнул дверцу.

Я стоял и наблюдал за ним. Двигатель не заводился. После нескольких тщетных попыток Питерсон вылез из машины, что-то бормоча себе под нос.

– Перестаньте улыбаться, – наконец расслышал я. – Лучше идите и сделайте рентген своей черепной коробки.

Доктор Брэдли провел меня в стерильно чистую маленькую клинику постройки сороковых годов, сделал мне снимок, и после этого мы отправились в кафе выпить по чашке кофе. Там было пусто и тихо. Только из кухни доносились какие-то звуки. Одна из официанток сидела в конце стойки и курила сигарету.

– Поскольку я патологоанатом округа, – начал Брэдли, – именно мне пришлось делать вскрытие трупа Сирила. Питерсон сообщил тебе о результатах. Люди считают, будто врачи перестают реагировать на подобные вещи, но это неправда. Я производил вскрытие трупа человека, которого принимал при рождении, и поверь, это было очень печально. – Он вздохнул и покачал головой. – Кто-то убил его, и я полагаю, что наш долг узнать, кто это сделал. Но, как ни странно, мне кажется, я не получу большого удовлетворения, когда мы найдем этого убийцу.

– Почти то же самое недавно говорил Питерсон.

– А именно?

– Он сказал: какая, собственно, разница…

– Странное высказывание для полицейского.

– Питерсон вообще довольно странный человек.

– Ты его недооцениваешь.

Пробираясь к машине, я гадал, почему все-таки Сирил оказался в Буэнос-Айресе. Уже подойдя к «линкольну», я передумал ехать, пересек пустынную скользкую улицу и направился к зданию суда, окна которого желтыми пятнами тускло светились сквозь падающий снег. У меня от ветра заболели уши – хорошо известное жителям Миннесоты явление.

Элис что-то печатала на официальном бланке.

– Он у себя? – спросил я.

– А, добро пожаловать снова, – улыбнулась она. – Да, у себя. Сейчас доложу.

Дверь в кабинет Питерсона была закрыта. Когда я вошел, Питерсон, прикрыв глаза, говорил по телефону.