Иногда полезно иметь плохую память - Анна Малышева Страница 17

Мать только вздохнула.

— Все это как-то ненатурально, — заметила она. — Мне кажется, у вас совсем ничего нет… Никакой любви… И вдруг — предложение.

Ты меня не обманываешь?

Мать испытующе посмотрела на нее. Юлька отвела глаза, как всегда не выдержав ее взгляда.

— Юля, будь осторожна, — грустно сказала мать. — Я знаю, что мои ошибки ничему тебя не научат, ты, дурак и все прочие, не извлекаешь опыт из чужих ошибок. И все же — будь осторожна.

— Я буду очень-очень осторожна, — пробормотала Юлька и отправилась к себе в комнату.

Там она скинула туфли, стянула через голову платье и уселась перед зеркалом. «Бледная, очень бледная, — пожалела она себя. — А с этими волосами и вообще — дитя трущобы. А макияж был приличный. И вечер был неплохой. Если бы я только сама его не портила. Женя вообще был на уровне. Мне повезло, повезло!» Она накинула халат, забралась на постель и легла, поджав под себя отекшие ноги. Закрыла глаза и задумалась.

«Мама никак не может забыть… — Рука Юльки протянулась за сигаретой. — Неужели она так любила отца? Или помнит только оскорбление? Да. Такое не забудешь».

И Юлька снова во всех подробностях вспомнила историю, которую не так давно рассказала ей мать.

Когда-то Наденька, хорошенькая девушка лет семнадцати, страстно мечтавшая об Институте иностранных языков, познакомилась в доме у знакомых с молодым (но все же старше ее) человеком — Станиславом Краевским. Красоты этот молодой человек был необыкновенной и необыкновенной же оказался предприимчивости. Правда, насчет Наденьки он ничего не успел предпринять, зато преуспел в делах, относившихся к металлу, цвета которого были Наденькины локоны. Станислав, как оказалось, спекулировал золотыми изделиями. Его посадили, и Наденька, потрясенная этим фактом, долго не могла опомниться. Ее родители о Станиславе ничего не знали — куцый их роман был в самом начале безжалостно прерван суровой рукой закона.

Станислав угодил в тюрьму. Но Наденька ждала.

Конечно, это платоническое ожидание не продлилось бы долго. Наденька, поступившая в иняз, забыла бы Станислава… Но Станислав неожиданно вышел на свободу, хотя до конца его срока оставалось еще несколько лет. Наденька так и ахнула. Был потрясен и Станислав тем, что эта златокудрая девчушка ждала его. И роман закрутился с ускоренной силой. Станислав объяснил Наденьке, что он оправдан, оправдан полностью, к золоту больше не прикоснется (тут он ее поцеловал), и осужден-то был несправедливо (тут Наденька его поцеловала), и ничего он так не хочет, как соединить свою жизнь с Наденькой навсегда. (Тут следует продолжительный поцелуй.) Краевская Юлия Станиславовна закурила вторую сигарету и продолжала смотреть в сгустившиеся сумерки ничего не видящими глазами.

Станислав снял квартиру и предложил Наденьке самостоятельную жизнь вдали от предков. И она согласилась, уверяя себя, что счастлива, совершенно счастлива. За маленьким исключением — Станислав почему-то и слышать не хотел о законном браке. Но он был такой внимательный, заботливый, нежный… И Наденька перестала его спрашивать, откуда у них деньги и куда это он иной раз надолго пропадает… Одно утешало ее — куда бы ни исчезал Станислав, ночевал он всегда дома.

Рождение дочери привело Станислава в полный восторг. «Отец — я! — гордо заявил он. — Пишите — Краевская… Да, Станиславовна!»

Теперь они жили втроем. И это была бы совсем счастливая жизнь, если бы Наденька, почувствовавшая вдруг ответственность за судьбу своего ребенка, не принялась допекать Станислава требованиями жениться. Он страдальчески морщился, умоляюще складывал руки на груди, просил не трогать этой темы…

И в конце концов Наденька вытянула из него страшную правду — Станислав, ее Станислав давно уже был женат. История была достаточно банальной — падкий до девичьих прелестей Станислав обольстил когда-то некую уборщицу. Уборщица, при всей своей интеллектуальной неразвитости, оказалась бабой расторопной и женила Станислава на своей цепкой юной особе. У них родился ребенок — девочка, которая была на три года старше Юли. Однако Станислав решил, что, сходив в загс, исполнил все, что от него требовалось, и даже больше. На этом он счел свою семейную жизнь законченной. Он оплачивал жене содержание дочери и ее собственное, навещал их раз в неделю, а сам продолжал жить отдельно. Тут-то и появилась Наденька — милая, умненькая, кроткая. Однако о разводе, с женой и речи быть не могло: эта крепкая женщина вцепилась в него как клещ и грозилась, в случае чего, сходить в прокуратуру и самолично открыть закону довольно неприглядные подробности деятельности Станислава.

«Я уверен, что она-то меня и заложила, — мрачно говорил он Наденьке. — Проклятая баба».

Наденька молчала, как каменная. Она прикидывала варианты своей будущей жизни — уйти с ребенком… Куда? И как быть с Юлькой?

Станислав какой-никакой, а все же отец ей…

Любит ее, нянчится с ней… И она осталась — укоряя себя за безволие, за слабость.

А Станислав словно бы повеселел — тащил в дом всякие вещи, иной раз очень дорогие: «Юльке в приданое». Строил планы: «Подожди, Надюша, Юлька наша будет в золоте ходить!» — «В золоте? — с ужасом спрашивала Наденька. — Ты же обещал…» Станислав только смеялся, подкидывая к потолку дочь, и Наденька с грустью отмечала, что у крохотной Юльки на губах возникает та же самая улыбка — безмятежная, ясная, лучезарная.

Но даже такое относительное счастье Наденьки не было долгим. В один прекрасный день Станислав мрачно заявил, что ему придется исчезнуть. Он должен уехать в Швецию, иначе его загребут окончательно, и отсидеть ему теперь придется полностью. На этот раз не удастся откупиться. Нужно уезжать.

Есть такая возможность. «Какая? — машинально спросила Наденька. — Откуда у тебя там родственники?»

Оказалось, что еще полгода назад Станислав отправил туда жену с дочерью.

«Ты ведь не знаешь, — неохотно пояснил он, — у меня мать… Ну, ее фамилия Эстерзон. И я… Словом, взял теперь ее фамилию… И жена, конечно, тоже взяла мою… Под фамилией Эстерзон ее выпустили. И теперь мне можно ехать к ним…»

Наденька молчала. «Надя, пойми меня… Мне нельзя здесь оставаться! Квартира, конечно, твоя… И Юльку я обеспечу». — «Ничего не надо, — глухо ответила ему Наденька. — Я денег не возьму. Юльке ничего от тебя не надо».

Деньги, конечно, пришлось взять. Станислав, подозревая, что пересылать деньги из Швеции будет трудновато, просто-напросто открыл счет на имя Наденьки. «Я не буду брать этих денег», — предупредила она его. «Ну и глупо, — заметил освободившийся от неловкости Станислав. Теперь он говорил даже весело. — Трать на себя и на Юльку. Я думаю, через годик-другой я приеду и еще привезу…» — «Я не хочу тебя больше видеть», — ответила она. На этом они и расстались. Станислав поцеловал напоследок дочь, чмокнул в щеку окаменевшую Наденьку и отбыл в сказочную страну Швецию, откуда доносились звуки «АББА» и «Сикрет сервис», но собственный его голос не донесся ни разу. Станислав пропал — пропал окончательно.