Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова Страница 17

В последний год она его не выносила.

– Кира, – позвал он, – не спи! Хочешь, давай кофе сварим.

Давай сварим – на языке ее бывшего мужа означало, что должнаварить именно она.

– Мне не надо никакого кофе.

– Тогда не спи и вспоминай.

– Прямо сейчас?

Сергей вздохнул. Было половина третьего.

– Ладно. Не сейчас. Сейчас действительно уже поздно, а утебя… стресс.

– У меня не бывает стрессов, – пробормотала Кира.

То ли от вина, то ли от стресса, которого у нее не моглобыть, она вдруг почувствовала, что сейчас упадет в обморок – постыдный дамскийобморок в духе красавиц из романов, и Сергею придется вызывать “Скорую” ивозиться с ней весь остаток ночи, а он с детства терпеть не мог врачей –боялся.

– Я… мне надо полежать, – сказала она медленно, чтобы он непонял, что она собирается упасть в обморок. – Я… пойду. Полежу.

И она пошла, и на середине дороги оказалось, что это онведет ее, крепко придерживая под локоть, так что больно было костям.

– Пусти меня, – велела она, – я сама.

* * *

Руки и ноги сильно замерзли, как будто она долго сидела вснегу, дышалось тоже плохо, потому что этот чертов снег залепил горло и легкие,и внутри было холодно, очень холодно, и мысли были холодные, медленные иотвратительные, а потом их вовсе не стало, никаких.

Снега нет. Март кончается, и снег давно растаял.

Он растаял не только на улице, но и на Кириных руках иногах, и замороженное горло отпустило, и стало тепло и легко, и она засмеяласьво сне, потому что там наконец-то все стало на свои места, и, хотя она толкомне поняла, что случилось, было ясно, что все хорошо, Все хорошо… Все хорошо…

– Мама!!!

Откуда-то во сне взялся ее сын. Откуда он мог там взяться,Кира не знала – она ведь уложила его! Дала “Новопассит” и уложила.

– Мама!! Ты где?!

И тут она проснусь. Утро, поняла он. Позднее. Так все ясно.Я опоздала на работу. Катастрофа.

Конец света.

Однако оказалось, это еще не конец света. Конец света былвпереди.

Она лежала на боку, прижатая спиной к кому-то, кто обнималее обеими руками и глубоко и беззвучно дышал. В панике она ощупала руки, как вигре с завязыванием глаз, и моментально поняла, чьи они. Она бы узнала их не точто с закрытыми глазами. Она узнала бы их, даже если бы неожиданно сталаглухой, слепой и заодно потеряла обоняниe и осязание. Вот почему снег растаялтак быстро! Никакой снег на свете, даже ледяной арктический панцирь, невыдержал бы температуры, которая возникала, когда ее обнимал муж.

Нет, бывший муж.

Он дышал ей в шею тепло и щекотно, как дышал много лет, идержал крепко, прижав спиной к себе, и тяжелые смуглые руки уверенно и спокойнолежали на ней, и именно поэтому она проспала остаток ночи без всяких кошмаров ичувствовала себя такой счастливой.

Господи, что это?.. Что это такое?! Это неправильно! Этонеправильно от начала до конца!

Почему он… здесь?! Почему он с ней спит?!!

– Мама!! – надрывался за дверью Тим. – Мам, ты что, ушла,что ли?!

– Я не ушла, – пискнула Кира, – я еще не встала! Подожди, ясейчас!..

Это была большая ошибка. Ее сын, не страдающий никакимикомплексами, радостно подбежал к двери, – она слышала его приближающийся топоти зажмурилась – и распахнул ее.

– Здорово, мам! Слушай, а школу-то мы проспали… – Онзамолчал на полуслове, рот у него открылся, глаза стали круглыми и блестящими,и он вдруг улыбнулся идиотской улыбкой человека, внезапно открывшего формулусчастья.

Кира застонала и сделала энергичное движение, пытаясьспихнуть с себя тяжелые руки, но не тут-то было. Бывший муж расслабленнохрюкнул, порылся носом в ее волосах и прижал еще крепче. Голыми ногами Кирачувствовала джинсовую шершавость – слава богу, хоть штаны не снял! – а подджинсами все было набухшим и твердым, как всегда по утрам. Кире внезапно сталожарко. Так жарко, что взмокла шея.

– Тим, сейчас же закрой дверь. Я встаю. Сколько времени?

– Полдесятого. Мам, а папа…

– Тим, я не хочу никаких разговоров!

Вот что теперь ей делать?!

Что было сил она вдавила локоть Сергею в ребра, и он опятьхрюкнул, на этот раз обиженно.

– Тим, быстро ставь чайник! Черт побери, мне надо на работу!Тим, закрой дверь и умойся!

– Я давно умылся, – ответил он и ухмыльнулся, как щенок. –Мам, а папа…

– Тимка!!

– Да-да. Чайник. Сейчас, только не злись!

Он прикрыл дверь и некоторое время выжидал под ней, Кираслышала, как он сопит. Потом вдруг вскричал: “Йо-хо-хо!!” – и, дробно топая,умчался в сторону кухни.

Ее тринадцатилетний сын – младенец и дурачок. Он решил, что…Впрочем, и так понятно, что именно он решил.

Ее тридцатидевятилетний муж – подлец и дурак. Он спал с нейв одной постели, он обнимал ее своими ручищами – и ножищами! – он решил, чтоему все можно, раз у нее стресс!

Сейчас она покажет ему стресс!

Впрочем, никакой другой постели, кроме этой самой “одной”, вквартире не было. В “другой” спал Тим. Имелись, правда, еще два модерновыхдивана, и, для того чтобы разложить их, требовались инструкция и два специальнообученных человека, вооруженные набором инструментов.

– Пусти меня, – сквозь зубы процедила Кира и спихнуланаконец с себя его ногу, – пусти сейчас же!

– М-м, – сказал ее муж, – да. Бывший, черт тебя побери!..Бывший муж!.. Тяжелые руки напряглись и расслабились, он чуть подвинулся,освобождая ее, и, когда она уже ринулась было от него, перехватил, поймал,повернул и поцеловал. Даже глаз не открыл.

У него было чистое дыхание, горячие со сна щеки, крепкая шеяи чуть-чуть заросшая грудь, прижавшаяся к Кире. Она начала брыкаться, но оченьбыстро перестала, потому что никогда не могла сопротивляться ему, потому чтоникто на свете не умел любить друг друга в постели так, как любили они, потомучто на нее неожиданно рухнула ужасная мысль о том, что она невыносимо,постыдно, безумно соскучилась по нему, по его рукам, ногам, по его чистомудыханию, по его утренним поцелуям, по его натиску, когда его невозможноостановить, по всему, что получалось у нее только с ним и чего уже так давно небыло.

Она погладила его грудь, и живот, и спину – у позвоночника,над самым ремнем джинсов. Она знала, что это непростое место, и он в ответсдавленно ахнул и распахнул глаза.