Ритуал последней брачной ночи - Виктория Платова Страница 17

И вряд ли оно понравится ее обожаемому муженьку.

…Когда Кайе вернулась из кухни с подносом, я была готова ковсему. И она это поняла. Аккуратно придерживая рукой живот, Кайе села рядом сомной, нагнула голову и мягко произнесла:

— Что я могу для тебя сделать, Вари?

Господи, как давно меня так не называли!.. Я улыбнулась,взяла чашку и сделала глоток. Умеют же эти эстонцы варить кофе, слов нет!

— Ничего криминального. В смысле, ничего, что могло бызадеть твоего высоконравственного… мужа…

Слово «муж» в контексте отвязной Кайе прозвучало довольноюмористически.

— Мне нужно где-то перекантоваться пару дней. Ты как?

— А что случилось?

Посвящать женщину на сносях в подробности убийства двухмужиков, один из которых долгое время был ее сутенером, мне не хотелось. И яограничилась святочной историей о притязаниях клиента.

— Достал тут меня один козел. Требует соития каждые тричаса. А у меня месячные. А ему плевать. Сегодня ночью чуть дверь не вынес.

— Тебе нужно бросить это ремесло, Вари, — сострастной убежденностью миссионерки, входящей в приемный покой лепрозория,сказала Кайе.

— Да я вот тоже подумываю… Годы уже не те, и молодаяпоросль на пятки наступает. Так я могу остаться?

— Конечно. У нас есть кресло… Оно раскладывается. Тыможешь там расположиться. А мне еще нужно сходить в женскую консультацию…

Какая милая дребедень! Женская консультация, надо же!Никогда в жизни я не завидовала Кайе, хотя ее сиськи были намного круче моих,да еще с татуировкой по внешнему кругу. Но теперь… Приходится признать, чтотеперь я была бы счастлива поменяться с ней местами. И даже носить глупый плодпод глупым сердцем. И даже иметь глупого образцового мужа. Интересно, что этоза тип, которому удалось в такие короткие сроки приручить Кайе и укротить еелибидо? Наверняка без запасного яйца в мошонке тут не обошлось.

Кайе чмокнула меня в щеку и убежала в свою консультацию. Яосталась одна и приступила к изучению своего нового убежища.

Комната была перегорожена самодельными книжными полками,возвышавшимися до самого потолка. Большую часть пространства (ту, что ближе кдвери) занимали супружеское ложе, стол, шкаф и телевизор. В крошечном закутке уокна, который достался мне, располагались: кресло (то самое, о котором говорилаКайе), рабочий стол с лампой и магнитофон.

Не густо.

Я разложила кресло, плюхнулась на него с ногами и сняла сполки первую попавшуюся книгу: «Из китайской лирики восьмого — тринадцатоговеков». Но никакого чтения не получилось. Во-первых, шрифт был слишком мелокдля моей нетренированной сетчатки (все последние годы я читала толькоиллюстрированные дамские журналы). Во-вторых, перед глазами у меня все ещестояли мертвый Стас и мертвый Киви. А в-третьих…

Не люблю стишат!

…Когда я проснулась, на супружеской половине горел маленькийсвет, а в комнате плавали сумерки. Но чертовы белые ночи, к которым за четырегода я так и не смогла привыкнуть, напрочь сбивали башню и лишали ориентации вовремени. Вполне может быть, что сейчас полночь. Или два часа. Или вообще —рассвет.

Я была прикрыта пледом, а ботинки, в которых я валялась нахозяйском кресле, были сняты и аккуратно поставлены на пол. Милая Кайе, кактебе идет роль хранительницы дома!

Я уже хотела подняться и выползти из своего укрытия, когдауслышала мужской голос.

— Она надолго? — В этом глухом, несколькораздраженном голосе не было никакого намека на гостеприимство. И мне сразу жерасхотелось выходить из своего укрытия.

— На несколько дней, Юри… Это моя старая подруга. Оченьблизкая…

Спасибо, Кайе! Если мне удастся выбраться из этой истории —завалимся на какой-нибудь речной трамвайчик и будем гудеть там всю ночь!

— А почему ты ничего не говорила о ней раньше?

— Она из Таллина. Сейчас у нее неприятности, и онаприехала сюда… — Нужно признать, она совсем неплохо лепила горбатого к стене,моя маленькая Кайе.

— Что за неприятности?

А муженек, похоже, зануда!

— Ее друг оказался подонком. Избивал ее… А потом привелкаких-то пьянчуг, сверх дружков. Они хотели ее изнасиловать.

Неожиданный поворот, Кайе, аплодирую! Послышался стук ложкио тарелку. Потом муженек Кайе с характерным звуком всосал в себя пищу иотрыгнул.

— Это статья, — строго сказал он. — Завтра жепоговорю с ней. Иди сюда, моя девочка…

Что-то грюкнуло, что-то стукнуло, муженек хохотнул, самаКайе тоже хихикнула, и на мои несчастные уши обрушился целый поток любовнойдребедени:мой-малыш-моя-крошка-мой-животик-как-он-там-наш-любимец-скоро-он-выйдет-к-папочке!

Я попыталась накрыть голову подушкой, чтобы не слышать всегоэтого бреда, но то, что мне пришлось узнать через несколько мгновений…

— Почему ты нахмурился, Юри? — задыхаясь, спросилаэкс-потаскуха, а ныне любящая жена Кайе. — Ты устал, да?

— Все в порядке.

— Нет, я же вижу… Твоя дурацкая работа, да?

— Все в порядке.

— Да нет же! Расскажи мне, что случилось. Какое-токошмарное дело?

— Тебе нельзя волноваться.

— Я буду волноваться… Я буду волноваться, если ты мнене расскажешь, Юри!

Кайе умела вить веревки из людей — я хорошо это знала. И еемуж не был исключением. Он еще минуту посопел для приличия, а потом сказал.

— Сегодня убили одного типа. Кстати, он тоже изТаллина. Твой земляк.

Я едва не хлопнулась в обморок. Вот это номер! Высунув язык,примчаться на проспект Обуховской обороны, чтобы снова получить по башкепроклятым Олевом Киви. О-о-е!..

— Олев Киви, музыкальная знаменитость, играл навиолончели. Ты о нем слышала?

— Нет, — безмятежным голосом проворковалаКайе. — Никогда не интересовалась виолончелью. А почему его убили?

— Ну, с этим все просто. Подснял вчера в ресторанекакую-то девицу, приволок к себе в номер, видимо, долго куролесили. Чего-то неподелили. Словом, она его зарезала и смылась.

— А что за девица?

— Черт ее знает… Скорее всего какая-то проститутка. Еекуча народу видела: как клеилась, как заходила, как выходила. Из руквыскользнула, гадина. И орудие преступления с собой унесла, совсем обнаглела!..Пресс-атташе этого Киви зашел в номер через пять минут после того, как онаушла. А виолончелист уже того… Не дышит.

— Ну, ты ведь все равно ее поймаешь, ми-илый, — вголосе Кайе послышались кровожадные нотки. — Я в тебя так верю!

— Поймать-то поймаю, куда ж я денусь… Вопрос времени, авремя в этом случае — сплошная головная боль. Во-первых, он гражданин другогогосударства. Во-вторых, он знаменитость, по всему миру гастролирует. Бизнесменазамочить — это я еще понимаю, это наше внутреннее дело. Хотим — мочим, хотим —с маслом едим. А вот деятель искусств!.. И все на мою голову. Городскоеначальство понаехало, требует все и сразу, а у меня звезда на подходе и еще тридела…