Всего одна неделя - Линда Ховард Страница 16

Я намеренно продолжала называть Уайатта не по имени, а официально – лейтенант Бладсуорт, – так как знала, что такое обращение его страшно злит.

– При вашей работе подобная привычка может превратиться в настоящую проблему.

– Все происходящее между нами носит исключительно личный характер, – спокойно ответил Уайатт, возвращая мне сумку.

– Ничего подобного. И меня это не интересует. Так могу я все-таки пойти домой? Пожалуйста... – Я надеялась, что если буду повторять просьбу достаточно часто, ему это в конце концов надоест. Я с трудом закончила фразу: на меня вдруг напала зевота, причем вовсе не притворная. Я прикрыла рот рукой, но зевота не прекращалась. Казалось, зевать мне теперь придется вечно. Когда же наконец приступ закончился, в моих глазах стояли слезы. – Извини, – произнесла я и старательно вытерла глаза.

Мой мучитель лишь улыбнулся.

– Регулярно повторяй, что наши отношения тебя не интересуют, и, возможно, годам к девяноста ты и сама в это поверишь. Давай отвезу тебя домой, пока совсем не развалилась. – Он произнес это так быстро, что я даже нсуспела ответить на ехидное замечание, а потом положил руку мне на талию и повел к двери.

Наконец-то! Я была так рада отправиться домой, что даже не обратила внимания на то, где оказалась его рука и как мы выглядим со стороны. Уайатт чуть наклонился и открыл мне дверь. В ту же секунду в нашу сторону повернулось не меньше сотни голов, и не меньше двух сотен глаз внимательно меня осмотрели. Полицейские в форме, детективы в штатском, еще какие-то люди... Несмотря на поздний час, департамент полиции гудел, словно улей. Если бы я обращала внимание на внешние раздражители, то, даже находясь в кабинете, услышала бы звон телефонов и гул голосов. Но меня занимала лишь собственная битва с Уайаттом.

Сейчас я увидела на лицах самые разнообразные выражения: любопытство, интерес, похотливые усмешки. Не было лишь одного: удивления. Детектив Макиннис упорно прятал улыбку и делал вид, что копается в бумагах, беспорядочной кипой наваленных на его столе.

Неужели я ожидала чего-то иного? Все эти люди присутствовали при нашей публичной ссоре, которая закончилась тем, что лейтенант силой затолкал меня в машину. Вернее, тогда закончилась не сама ссора, а ее публичная часть. Сейчас я поняла, что Уайатт, должно быть, что-то сказал коллегам по поводу наших личных отношений. Коварный враг пытался найти путь в обход моих возражений и создал такую ситуацию, что никто из его людей не чувствовал себя вправе вмешаться в наши препирательства.

– Считаешь себя умнее всех? – пробормотала я, когда мы вошли в лифт.

– Если бы я был умнее всех, то держался бы как можно дальше от тебя, – спокойно возразил Уайатт, нажимая кнопку первого этажа.

– Тогда почему бы тебе не повысить собственный коэффициент умственного развития и не пообщаться с кем-нибудь, кто действительно тебя хочет?

– Но ты хочешь меня, еще как! Может, и сама не рада, но хочешь!

– Хотела. Надо говорить в прошедшем времени. Сейчас уже нет. У тебя был шанс.

– Он и сейчас есть. Мы просто устроили небольшую передышку.

Открыв от неожиданности рот, я с изумлением уставилась на самонадеянного нахала.

– Два года ты называешь всего-навсего передышкой? В таком случае у меня для тебя новости, начальник: свой шанс ты упустил в конце последнего свидания.

Лифт остановился, двери открылись этажа промелькнули очень быстро. Уайатт снова положил руку мне на талию и повел из маленького холла на стоянку машин. Дождь, слава Богу, прекратился, хотя с деревьев и даже с проводов продолжало капать. В четвертом ряду, возле таблички «лейтенант Бладсуорт», терпеливо ждал белый «форд». Стоянку окружал забор с воротами. Репортеров я не заметила. Да их и вообще не могло быть много: в нашем городе одна ежедневная газета и одна еженедельная, четыре радиостанции и дочерняя станция телевизионной компании Эй-би-си. Даже в том случае, если каждая редакция пришлет по репортеру, их не может быть больше семи.

Специально чтобы позлить начальника, я взялась за ручку задней дверцы. Что-то буркнув, Уайатт потянул меня за руку и открыл переднюю пассажирскую дверь.

– Ну и зануда же ты!

– В каком смысле? – Я села и пристегнула ремень безопасности.

– В таком, что никак не можешь перестать вредничать.

Он громко хлопнул дверцей, обошел машину и сел на водительское место. Завел мотор, а потом повернулся ко мне и положил руку на спинку сиденья.

– Мы уже не в лифте, под наблюдением камеры, а потому повтори, пожалуйста, все, что ты сказала насчет моего шанса и насчет того, что ты меня не хочешь.

Уайатт явно меня провоцировал. Дразнил, чтобы я сгоряча нагрубила и тем самым дала ему повод сделать что-нибудь непозволительное – например, поцеловать. Стоянка хорошо освещалась, так что блеск зеленых глаз был мне прекрасно виден. Уайатт ждал ответа. Очень хотелось достойно парировать выпад, но это означало бы играть по навязанным правилам, а я страшно устала и была далеко не в лучшей форме. Оставалось лишь зевнуть прямо в лицо оппоненту и пробормотать:

– Может, отложим выяснение отношений? Я так хочу спать, что почти ничего не вижу.

Уайатт усмехнулся, повернулся к рулю и тоже пристегнул ремень.

– Трусиха.

Значит, обмануть его опять не удалось. Хорошо уже то, что он не стал настаивать. Но я все-таки победила. Откинув голову на спинку сиденья, закрыла глаза и, несмотря на огромное количество потребленного за ночь кофеина, моментально заснула – мы даже не успели выехать за ограду. Должна заметить, что я обладаю замечательным даром мгновенно погружаться в сон; отец в таких случаях говорит: «Блэр отключилась». Подолгу ворочаться в постели без сна мне вовсе не свойственно, но, честно говоря, сегодня уснуть я не надеялась – из-за гремучей смеси кофе и стресса. Оказалось, что волноваться не стоило: все произошло как обычно.

Проснулась я в тот момент, когда Уайатт открыл дверцу и наклонился, чтобы отстегнуть ремень. Сонно заморгав, я попыталась понять, что к чему.

– Мы еще там?

– Нет, уже здесь. Вылезай, Спящая красавица. – Он взял мою сумку, а потом за руку выволок из машины меня.

Я живу в квартале, который называется «Огни маяка». Это оригинальное название призвано означать, что улицы взбираются вверх, к самой вершине холма. Кондоминиум включает одиннадцать отдельных зданий, каждое из которых состоит из четырех трехэтажных секций. Я живу в первой секции третьего здания, и потому окна моей квартиры выходят не на две стороны, а на три. Крайние секции дороже, чем внутренние, но ради вида из окон денег не жалко. Еще один важный плюс – боковой портик, под которым можно ставить машину. Тем же, кто живет в середине, приходится оставлять машину у кромки тротуара. Правда, этот портик делает квартиру еще дороже. Ну и что? Зато мой «мерседес» всегда под крышей, а ради этого стоит потратиться. Уайатт, как оказалось, все помнил и поставил машину под портик.