Идеальная мать - Эйми Моллой Страница 16

— Миссис Мэйки?

— Мы просидели там около часа, мне кажется, потом Уинни пошла к бару. — Она чувствовала, как ее голос отдавался в голове. — И с ней Одди. Потом ее никто не видел.

— Это одна из участниц вашей группы?

— Нет. Он мужчина, отец.

Она как будто вновь почувствовала, как кто-то схватил ее, потянул за футболку, впился в плечо. Почувствовала у шеи горячее дыхание.

Шварц снова поднял брови:

— Отец? В группе для матерей?

— Да. Думаю, он гей.

Он кивнул, а Хойт что-то записал в блокнот:

— Одди? Какое интересное имя, он что, иностранец?

— Да вроде нет. Это прозвище. Я его так назвала на одной из первых встреч. Он среди нас, женщин, один-единственный парень, вот я и назвала его «Одди». Все быстро привыкли к этому прозвищу. Я, честно говоря, не помню, как его зовут на самом деле. Не знаю, как другие, но, думаю, никто не помнит.

Себастьян издал нервный смешок и взял Нэлл за руку:

— Она удивительно плохо запоминает имена.

— Могу я отойти на секундочку? Мне нужно в сортир.

Нэлл встала, опершись Себастьяну на плечо, чтобы удержать равновесие, прошла в их спальню, вошла в ванную, закрыла за собой дверь и посмотрела в зеркало. Это был сон. Это точно был сон.

Она присела на пол возле туалета. Ей уже несколько лет не снились кошмары, от которых она раньше просыпалась почти каждую ночь. В них ее преследовали. Поджидали за углом. Наверное, это опять кошмар. Если бы с ней в туалете кто-то был и трогал ее, она бы запомнила.

Она услышала, что Беатрис заплакала. Кто-то постучал в дверь. Это был Себастьян:

— Нэлл, все в порядке?

Она посмотрела пол, там валялась скомканная вчерашняя рубашка. Себастьян постучал сильнее.

— Сейчас иду.

Нэлл подняла рубашку. Она была порвана вдоль шва на правом плече.

Она вернулась в гостиную и извинилась перед Хойтом.

— Ничего страшного. Еще всего пара вопросов, и мы оставим вас в покое. Что вам известно об отце?

— Об отце Уинни?

— Нет, об отце Мидаса.

— Ой, совсем ничего. Я только недавно узнала, что Уинни не замужем. Она ощутила жар во всем теле. — Телефон Уинни сначала был у меня, а потом он куда-то делся. В чехле от телефона у нее лежал ключ от дома. — Она сглотнула. — Кто-то нашел телефон? Открыл дверь ключом и проник в дом?

— Это мы тоже пытаемся выяснить, — сказал Хойт.

— Сколько вы вчера выпили?

Она посмотрела на Шварца, который задал этот вопрос:

— Сколько?

— Да.

— Не знаю. Два коктейля, кажется. Второй я не допила.

— Вы были пьяны?

Она понимала, что нужно сказать правду. Понимала, как опасно лгать полицейским. — Нет, — ответила она. Внутри у нее все сжалось. — Конечно, нет.

Себастьян ходил вокруг кофейного столика, подливал всем кофе. Она украдкой посмотрела на него. Шапка коричневых каштановых кудрей, поджарое, словно у молодого футболиста, тело. Она вспомнила, как увидела его впервые: он сидел в унылом лондонском баре у противоположного конца барной стойки в переменчивом свете воскресного вечернего солнца, пил «Гиннес» и делал зарисовки в молескине. По лицу было видно, что он полностью поглощен своим творчеством. Когда он немного погодя подошел к ней, она увидела, что у него добрые глаза. Он спросил, можно ли сесть рядом с ней и можно ли он купит им еще выпить.

Нэлл прижала руки к коленям и попыталась сосредоточиться на следующем вопросе Хойта. Но взгляд ее был прикован к Себастьяну: тот медленно ходил по гостиной, баюкая их дочь. Лицо у него было совсем иное, чем в тот день, шесть лет назад. Теперь это было лицо человека, который боится и переживает.

Человека, которого мучает та же тревожная, паническая мысль, что и ее. Пожалуйста, только не это. Только не опять то же самое.