Спутники смерти - Гуннар Столесен Страница 16

Я взглянул на его тарелку с нетронутой едой.

— Знаешь, ты лучше поешь. На улице идет снег, так что, когда подкрепишься, мы сможем пойти поиграть в снежки или во что-нибудь в этом роде.

Он беззвучно открывал и закрывал рот, как пойманная рыба. А у меня внезапно пересохло в горле — от жалости к этому крошечному существу, жизнь которого начиналась так непросто.

Я сел на стул, предназначенный для меня.

— Не знаю, как ты, а я голоден как волк!

С этими словами я принялся наполнять свою тарелку. Сесилия и Ханс следили за мной с видом оскорбленных диетологов. Но я продолжал:

— А знаешь, что такое быть голодным как волк? Серый волк — зубами щелк! Да и имя у меня подходящее. Варг. Поэтому я и голодный как волк.

Тут он мной слегка заинтересовался, даже смотрел на меня не так отчужденно, как прежде.

— А ты… Ты, я уверен, голодный как маленький волк. Волчонок. Да?

Он кивнул.

Сесилия разулыбалась, а Ханс одобрительно закивал головой.

— Ну тогда я просто-напросто положу тебе по-новой. Так… Вот горячая свинина. Горячий соус. Вот… где наши мохнатые волчьи лапы? Ничего нет лучше для голодных волков и волчат, чем немного картошечки к мясу. А теперь бери нож и вилку. Ты же уже достаточно взрослый, чтобы уметь обращаться с ножом и вилкой. Вот еще немного подрастешь — и машину будешь водить. А это посложнее будет, чем ножом и вилкой-то орудовать. Все, кто умеет водить машину, — все до единого умеют есть с ножом и вилкой. Для них это пара пустяков.

Осторожным движением он взял сначала нож, потом вилку, медленно отрезал кусочек картошки, обмакнул его в соус и поднес ко рту как заправский дегустатор.

Так, по-прежнему не говоря ни слова, он начал потихоньку есть. Постепенно, кусок за куском, исчезла с его тарелки свинина, и я положил ему еще порцию.

— Ребята, которые голодны как волки, всегда съедают две порции, — сказал я при этом. — А иногда и побольше!

Теперь я мог и сам приниматься за еду, пока он уплетал второй, а потом и третий кусок свинины. Ханс присел за соседний столик с чашкой кофе. Сесилия поймала украдкой мой взгляд и тепло улыбнулась:

— Ни дать ни взять веселая семейка, а, Варг?

— А то!

Она была права. Если бы кто-нибудь заглянул в окно, то наверняка подумал бы, что перед ним семья: мать, отец и дядюшка Ханс, заглянувший в гости и присоединившийся к ужину. Больше никто из нас не произнес ни слова, но, боюсь, так обычно и бывает за семейным столом. Когда мы с Беатой и Томасом ели вместе, мы тоже не часто разговаривали. Еда была вкусная, а больше нам ничего в тот момент и не надо было.

Наконец мальчик наелся. Он тяжело отвалился от стола, и на его лице промелькнуло удовлетворение. У нас появилась надежда, что к нему скоро вернется душевное равновесие.

— Десерт? — предложил Ханс.

— А что у нас на десерт?

— Кисель из чернослива с молоком и сахаром.

— Звучит приятно. Что скажешь, Ян-малыш?

Он кивнул, и его плотно сжатые губы растянулись в улыбке.

— Слышали, что Ян-малыш сказал? — спросил я. — От киселя мы не откажемся!

Принесли кисель, мы с Сесилией быстро с ним справились. Даже Ханс попросил себе тарелку. Потом, уже не спрашивая, он налил мне и Сесилии кофе из термоса. Семейная идиллия была такой совершенной, что все катастрофы, о которых твердит статистика, были от нас невероятно далеки.

Мы трое сидели и беседовали, пока Ян-малыш доедал свой кисель. А когда он закончил, я спросил:

— Ну а теперь чем займемся, Ян-малыш?

На этот раз он повернул голову и даже посмотрел мне прямо в глаза, обиженный на то, что я мог забыть свое обещание.

— Ты же сам сказал… — тихо произнес он. — Поиграем в снежки…

— Ну конечно! Ты правда хочешь?

Он кивнул.

— А можно Ханс с Сесилией с нами пойдут?

Он перевел взгляд сначала на него, потом на нее и снова кивнул. Они широко улыбнулись, обрадовавшись, что их приняли в игру.

Мы вышли на улицу. Снегопад уже закончился, но снега было достаточно. Снежки, правда, получались некрепкие и разваливались, когда их кидали. Но это нам не помешало играть, пока Ян-малыш не устал. А уж когда ему удалось угодить снежком мне прямо в нос, он громко расхохотался и, по всему видать, остался очень доволен.

Когда игра сама собой закончилась и мы вернулись в здание, я положил ему руку на плечо и спросил:

— Здорово было?

— Угу, — ответил он и кивнул

— Ну а теперь чего ты хочешь?

Внезапно он серьезно посмотрел на меня:

— Я хочу домой.

Ханс и Сесилия затаили дыхание, а я сказал:

— Я вот думаю, а не найдется ли у Ханса для нас чашечки хорошего горячего какао, а?

Ханс утвердительно закивал головой.

— Ну так пошли, выпьем какао и заодно обо всем поговорим, идет?

Он взглянул на меня не без колебания, а потом неохотно кивнул.

Мы вернулись в столовую, и Ханс немедленно исчез в кухне, а мы уселись за тот же столик, где сидели за ужином.

Я осторожно похлопал его по ручонке и спросил:

— Ян-малыш, ты знаешь, почему мы сюда приехали?

Он отрицательно покачал головой.

— Мы приехали сюда вчера, помнишь? — Он никак не отреагировал, поэтому я прибавил: — На моей машине. Это-то ты точно должен помнить.

Он кивнул.

— А ты помнишь, что случилось до этого?

Он глядел на меня большими, совершенно пустыми глазами.

— Нет?

Он опять покачал головой, на этот раз еще медленнее.

— Не помнишь, значит… А как ты остался дома с папой?

И снова его веки затрепетали, как будто он подавал сигнал бедствия. Он моргал, моргал, но не произнес ни слова.

— Ты не помнишь, что случилось несчастье?

— Не… — начал он, но осекся и вновь настойчиво покачал головой. — Нет.

Из кухни вернулся Ханс с горячим шоколадом. Сесилия придвинула чашку к мальчику, который схватил ее и немедленно поднес к губам.

— Осторожней! — вскрикнула она. — Очень горячее!

Он сделал большой глоток и ни звуком не показал, что обжегся, — только по его тельцу пробежал быстрый озноб. Ян-малыш отставил чашку, а я продолжал его спрашивать:

— А ты помнишь, как домой вернулась мама? Ты сам мне вчера рассказывал.

Его лицо снова стало непроницаемым.

— Нет, — произнес он и опустил глаза.