Убийство моей тетушки. Убить нелегко (сборник) - Ричард Халл Страница 16

Именно на такую высоту его надлежит поднять. А я, как назло, сегодня совершил промах. Уже в течение какого-то времени мне удавалось от случая к случаю позаниматься с Так-Таком. Пес удивительно, чрезвычайно умен, и мы уже дошли до того уровня, когда он спокойно сидит, сколько я велю, хоть его каштановое тельце и дрожит от возбуждения, хоть его черный-пречерный язычок и облизывает пасть в предвкушении желанного лакомства. Не издавая ни звука, пекинес стойко дожидается момента, когда натяжение поводка ослабнет на ошейнике, и тогда – вперед! Вот какой молодец!

И вот таким образом я приучал его все дольше и дольше сдерживать себя – ведь, вполне вероятно, потом придется ждать определенное время, пока тетя не отправится осуществлять мой план. Причем в этот знаменательный день мне разумнее будет покинуть дом заранее, задолго до нее – ведь мы помним, что на меня не должно лечь и тени подозрения! Вот потому Так-Так и учится железному самообладанию. Только однажды ему случилось нарушить дисциплину – когда Этель, видимо охотившийся где-то в окрестностях, проник в зону наших действий и стащил приманку. Я его поначалу не заметил, зато Так-Так отлично все видел. Бедный пекинес закатил душераздирающую сцену, и, положа руку на сердце, его нельзя в этом винить. В безумной, отчаянной решимости предотвратить кражу своей законной собственности, да еще существом, не способным оценить ее тонкой прелести, песик чуть не укусил меня.

К тому же я сегодня, как на грех, проявил досадную небрежность, заставив Так-Така томиться без команды слишком долго – настолько долго, что сам упустил нить репетиции и мысленно отвлекся. Даже, очевидно, задремал на траве. И вдруг услышал чьи-то шаги, причем шаги эти застали меня совершенно врасплох, и от неожиданности я отпустил поводок с Так-Таком на другом конце. В ту же секунду маленький храбрец вылетел на дорогу – прямо под тяжелые башмаки фермера Уильямса!

– Ах вот оно что, – донеслось до меня его бормотание. – Значит, здесь мистер Эдвард. Надо же, никогда бы не подумал, что ему нравится так проводить утро.

Тут я на слух определил, что он повернулся спиной к живой изгороди и стал заигрывать с собакой:

– Ах ты, малявка, ах ты, дьяволеныш, ты что ж это мне под ноги бросаешься? В другой раз могу тебя зашибить, а я не хочу тебя зашибать – хоть ты мне и не нравишься, а, ей-богу, не хочу!

При этих словах фермер, наверное, присел на корточки, чтобы почесать Так-Така за ухом, а тот, естественно, решил, что он собирается вырвать кусок его, Так-Таковой, законной добычи прямо у него из пасти. Во всяком случае, продолжил Уильямс так:

– А это еще что такое? Печенье, что ли? Как это тебе удается находить выпечку в траве? Раз твой хозяин крепко спит, не может же он одновременно бросать тебе лакомства. Значит, он тебе его кинул только что, прямо перед тем, как я вылез из Лощины на дорогу, а потом тут же уснул за одну минуту – да меньше, чем за минуту! Ну и дела. – Уильямс помолчал. – Ну, ладно, ладно, не возьму я твое печенье, а с твоим хозяином мы позабудем все, что наговорено о коровах и заборах, так что просто желаю тебе доброго здоровья, приятель. Если когда-нибудь решишь заглянуть ко мне, бурая козявка, получишь от меня такой же привет, как любой честный гость в моем доме: «Входи, мол, песик, чувствуй себя как дома, пей-ешь сколько влезет!»

Как я догадался, причем к собственному удовольствию, Так-Так, видимо, пренебрег его жалкими попытками душевного сближения – точнее, он попытался выбить из фермера реализацию предложения насчет «сколько влезет» прямо здесь и сейчас. Я со своей стороны продолжал притворяться спящим. Забавно, что Уильямс думает, будто мне и впрямь неприятно встречаться с ним только из-за постыдных глупостей моей тети, унизивших исключительно ее самое, – причем в его, Уильямса, присутствии. Разумеется, мне и в голову не придет прощать ему участие в том инциденте, но неужели этот мужлан полагает, что я хоть как-то изменю свой обычный стиль общения с ним только из-за его плебейской алчности? Право, не стоит беспокоиться – неплохо бы ему это усвоить. Да, жаль, что мое поведение при этой случайной встрече создает у него столь превратное впечатление о мотивах этого поведения. Но все же лучше так, чем если бы фермер догадался о том, что мы с собакой в действительности здесь делали. Увы, я достаточно хорошо успел изучить этих валлийцев. Их любопытство ненасытно. Уильямс тут же обрушил бы на меня один за другим град вопросов: зачем это я кормлю Так-Така печеньем, зачем натаскиваю его на странные трюки, причем на проезжей дороге, и так далее и тому подобное. Вывод, к которому он пришел относительно причин моего внезапного сна, не слишком соответствовал моим пожеланиям, но, по крайней мере, благодаря такому выводу деревенщина сам удовлетворительно объяснил себе увиденное. А раз объяснил, значит, не станет строить дальнейших догадок, пускать в ход воображение и вообще не слишком долго задержится мыслями на этом эпизоде. А после следующего эпизода ему не придет в голову болтать, сопоставлять и строить никому не нужные досужие и беспредметные домыслы. Что же касается его сегодняшней неприкрытой в своей убогости попытки примирения со мной – да плевать мне на нее.

Однако, возвращаясь домой к обеду в тени раскидистых дубов, я еще раз обдумал произошедшее. Все-таки надо соблюдать осторожность. Надо, чтобы ни тетя, ни кто-либо другой больше ни в коем случае не застукал меня на том участке дороги. А в общем и целом, самое лучшее – поскорее привести план в исполнение. Так-Так уже достаточно освоил свою роль, и вряд ли мне удастся долго подлизываться к Мэри, скрывая свое явное отвращение. Кроме того, постоянное напряжение уже начало отражаться на моем здоровье. Я стал плохо спать.

Да и мой внешний вид, судя по всему, претерпел изменения из-за стресса – тетя отметила это обстоятельство за ланчем. Она даже, казалось, встревожилась за меня, но не могу не заметить: сочувствие не утешает сердце страждущего, если оно выражается главным образом в описаниях одутловатой бледности лица страждущего.

Все послеполуденное время, пока тетя собирала смородину, я провел, ремонтируя «Ла-Жуаёз», – по официальной версии. Старуха с таким навязчивым постоянством спрашивает, чем именно я занят в каждый данный момент, что необходимо всегда иметь под рукой железобетонное объяснение. Будем справедливы: она не то чтобы особо подозрительна или любопытна и, уж конечно, не испытывает подлинного интереса к тому, что я делаю. Просто так и никак иначе она представляет себе «непринужденное домашнее общение». Таким образом, я находился в положении, при котором следовало быть готовым к легкой светской болтовне о карбюраторе «Ла-Жуаёз», – преимущество заключалось в том, что такой разговор ей неизбежно скоро наскучит. На самом же деле я, естественно, гораздо больше занимался «Моррисом», чем своей машиной.

С рулевой колонкой особенно возиться не придется. Она и сама по себе уже не в лучшем состоянии. Собственно, если я не потороплюсь, тетка, чего доброго, сама заметит трещинки и велит «что-нибудь с ними сделать», – получится довольно неловко. А вот с тормозами загвоздка.

До сих пор меня не покидала уверенность, что решительно все автомобили снабжены гидравлической системой, какую я вам недавно описывал. На некоторых моделях, впрочем, торможение осуществляется с помощью металлического стержня, который играет роль рычага, блокирующего колеса. Но оказалось, что тетин «Моррис» настолько допотопный (наверняка он стоял в гараже еще на Ноевом ковчеге), что его тормоза управляются тросом из плетеного стального волокна!