Сюрприз под занавес - Галина Гордиенко Страница 16

Однако Динка разговаривала не с Крысом.

К сожалению.

Впрочем, Тамара племянницы не увидела. Как и ее собеседника. Лишь круглые Динкины пятки оказались в поле ее зрения. И копилкой сидевший на подоконнике пес. Сама Динка лежала рядом с бультерьером на животе и с кем-то шепталась.

Тамара встревоженно осмотрела комнату, отыскала взглядом джинсы и с облегченным вздохом потянула к себе. После вчерашнего дня она поклялась надевать их едва ли не в постели. По крайней мере, пока не уедет из Питера.

Хватит нарываться на этого… с именем… в неглиже. Как вчера при всех ляпнула бессовестная Динка — без штанов.

Натягивая джинсы, Тамара неприязненно косилась на окно: ну и погода! Даже не верится, что сегодня десятое июня. Летом пока и не пахнет. Зато пахнет затяжным дождем, мокрым асфальтом и бензином. Большим и довольно грязным городом пахнет, вот как.

Занесло ее в Питер!

Решив, что футболку можно не переодевать, она ничуть не хуже той, в шкафу, Тамара показала кулак насторожившемуся Крысу — пес мгновенно отвернулся — и на цыпочках проследовала к подоконнику. Ей совершенно не хотелось спугнуть Динкиного нового знакомого. Или знакомую.

Интересно, кто отправляет ребенка на прогулку в такую несусветную рань и в такую же несусветную погоду?

Ответ — никто.

А Динка вся в мать. Абсолютно неразборчива в знакомствах. С нее глаз нельзя спускать. А еще лучше — посадить под замок. И чтоб окно с решеткой.

Решено — сегодня же в музей! Сразу после завтрака.

Под окном шокированная Тамара увидела вовсе не мальчика или девочку Динкиного возраста — желательно из приличной семьи!— а старого, премерзкого вида нищего. Он сидел скорчившись у самой стены и жадно поедал — Тамара мысленно ахнула — испеченные вчера вечером пироги с капустой и яйцами. Вера Антоновна постаралась.

Оголодавший старик даже не ел пирожки — заглатывал. При этом урчал, постанывал, кряхтел, давился, то и дело облизывал грязные пальцы, и крошки летели во все стороны.

Неопрятная седая голова; драный, когда-то серый плащ; обтрепанные сизые джинсы; жалкое подобие кроссовок на голых ногах и запах, запах! Вернее, вонь. Сложнейшая смесь застарелого пота, тысячу лет немытого тела, спирта и мочи.

Динка сошла с ума!

Или сумасшедшая от рождения. В мать.

Тамара стояла за спиной племянницы и старалась не дышать. Крыс по-прежнему делал вид, что интересуется лишь собственным отражением в оконном стекле и хозяйки не видит.

Динка сочувственно спросила:

—Наелся?

—Почти,— пробормотал бомж, принимаясь за следующий пирог. Он икнул, смахнул крошки с седой бороденки и выдохнул: — Не помню, когда домашнее-то в последний раз пробовал. Спасибо тебе.

Тамара судорожно сглотнула, преодолевая рвотный позыв. У нее вдруг исчезло желание вмешиваться. Пока Динка болтает с нищим из комнаты — ничего страшного. Главное, чтоб девчонка не потащила старику из чужой квартиры что-нибудь еще.

Или уже успела?!

Тамара нащупала кресло и тяжело села.

«Интересно, сколько пирожков Динка скормила? Я слышала, Вера Антоновна планировала подать их к чаю, на завтрак. Радовалась, что у них теперь микроволновка и можно мгновенно все разогреть. Мол, вкус у выпечки — будто только что из духовки…»

Тамара поморщилась: «Придется сказать, что это мы с Динкой умяли пироги. Проснулись рано, вот и рискнули взять из кухни то, что на виду. Не убьют же нас за них…»

Динка продолжала беспечно болтать, и Тамара застыла почти не дыша в своем кресле. Почему-то казалось — даже сюда доносится гадостное амбрэ от тряпок нового дружка племянницы.

Голос подавать Тамара опасалась. Мало ли что могла потребовать от нее Динка? Четырехлетнему ребенку не очень-то объяснишь, что существуют неподобающие знакомства. И что, конечно же, накормить голодного всегда похвально, но…

«Вот именно — „но“, — озлобленно подумала Тамара.— Больше принято не обращать на них внимания. В лучшем случае — швырнуть монетку. Или вынести к мусорному контейнеру старую одежду — пусть подбирают, не жалко. Однако никак не отдавать всякому отребью собственный завтрак. А уж жалеть этот сброд…»

Тамара насторожилась: голос племянницы зазвенел от любопытства.

—У тебя, правда, есть маленький мальчик?

—Есть,— прохрипели внизу. — Только не мой.

—А чей? — удивилась Динка.

—Бог его знает, — равнодушно ответил нищий. — Пристал ко мне, а я и не гоню. Куда ж его? Малой совсем, пропадет. Вот, пирог твой ему снесу, спрятал, вишь, в карман…

—А где он, мальчик?

—Да спит, небось, — старик закряхтел и ворчливо добавил: — Когда спишь, жрать не так хочется, точно знаю.

—Где, где спит-то?

—А где придется. Седни, так у вокзала. Там местечко у нас есть пригретое, дождь не каплет, вот и ложимся…

Динка заерзала на подоконнике и свесилась еще ниже. Тамара едва удержалась от искушения ухватить ее за розовые пятки. Она даже зажмурилась, так ей не хотелось вмешиваться в необычную беседу.

Тамара тешила себя надеждой, что старый бомж сейчас уйдет, и Динка потихоньку забудет о нем. Тамаре вообще лучше сделать вид, что она не очень-то прислушивалась к Динкиной болтовне. Читала, допустим. Пусть девчонка сама расскажет, что сочтет нужным.

О-о-о, пирожки!

И о пирожках тоже.

Тамара взяла со стола какую-то книжку. Это оказался альбом из серии «Мастера живописи», посвященный Саврасову, с чудесными иллюстрациями.

Девушка поспешно раскрыла его, но полностью отключиться не смогла, как ни старалась. Бессмысленно перелистывала страницы и с ужасом слушала, как Динка упрашивает старого нищего познакомить ее с мальчиком. Завтра же.

Мол, она обязательно будет ждать их. С самого-самого утра. И чем-нибудь покормит. Повкуснее.

Еще у Динки есть пятьдесят рублей. Это очень, очень много. Ей мама дала. Когда провожала на вокзал. Денежки пока у тети, но Динка обязательно возьмет их для мальчика. Прямо сегодня и возьмет.

Динкино обещание отдать пятьдесят рублей заставило Тамару побледнеть. Оно означало: нищий старик завтра за ними явится. Если не забудет. Не напьется и не уснет где-нибудь под забором.

Легкомысленная дурочка!

Интересно, что скажут соседи, увидев в своем дворе это пугало? Пожалуются Софье Ильиничне на ее гостей?

Здорово.

И мама обрадуется.

По счастью, где-то наверху хлопнуло окно, и старик заторопился. Ему не хотелось скандала.

Динка стояла во весь рост на подоконнике и старательно махала ему рукой. Крыс с деланным равнодушием зевал. Тамара с преувеличенным любопытством рассматривала иллюстрации.