Фламандская доска - Артуро Перес-Реверте Страница 16

— А я тебе говорю — не вмешивайся.

Альфонсо медленно повернулся к ней. Выражение его лица стало жестким, придав ему еще большее сходство с лисьей мордой. Теперь его улыбка была остра, как лезвие бритвы, и, глядя на эту перемену, Хулия поняла, что этот племянничек, пожалуй, не столь уж безобиден, как ей показалось вначале. Наверное, подумала она, не слишком приятно вести дела с человеком, способным так улыбаться.

— Тебе не стоило бы ставить себя в смешное положение… дорогая.

В этом «дорогая» было все, что угодно, кроме нежности, и, похоже, Лола Бельмонте знала это лучше, чем кто бы то ни было. Ценой заметного усилия она заставила себя сдержать злость и возмущение только что пережитым унижением. Менчу шагнула вперед, готовая ринуться в бой.

— Мы уже все обговорили с доном Мануэлем, — заявила она. — И он согласен.

А вот это другая сторона дела, подумала Хулия, чье удивление возрастало с каждой минутой. Потому что инвалид наблюдал за разыгравшейся сценой, преспокойно сидя в каталке и сложив руки на коленях. Демонстративно не причастный к спору, он с насмешливым интересом стороннего наблюдателя выжидал, чем же все это кончится.

Любопытный народ, подумала Хулия. Любопытная семейка.

— Да, — подтвердил старик, ни к кому конкретно не обращаясь. — Я согласен. В принципе.

Племянница нервно сжимала руки, отчего украшавшие их браслеты беспрестанно звякали. Она, похоже, была сильно расстроена. Или взбешена. Или то и другое вместе.

— Но послушай, дядя, это надо как следует обсудить. Я не сомневаюсь в добрых намерениях этих сеньор…

— Сеньорит, — поправил ее муж, не переставая улыбаться Хулии.

— Ну, сеньорит — какая разница! — Лола Бельмонте была так зла, что даже говорила с трудом. — Но в любом случае им следовало переговорить также и с нами.

— Я, со своей стороны, просто благословляю их на это дело, — ответил муж.

Менчу в упор, не скрываясь, смотрела на Альфонсо; она собиралась что-то сказать, но в конце концов предпочла промолчать и перевела взгляд на племянницу.

— Вы слышали, что сказал ваш супруг.

— А мне плевать! Я наследница, а не он.

Сидевший в своем кресле Бельмонте иронически воздел к небу высохшие руки, будто прося слова.

— Между прочим, я еще жив, Лолита… Ты унаследуешь то, что тебе причитается, когда придет время.

— Аминь, — вставил Альфонсо.

Острый подбородок племянницы нацелился на Менчу с выражением такой ярости, что на мгновение Хулия почти испугалась: а ну как эта дама сейчас возьмет да и набросится на них! Она и правда выглядела устрашающе — длинные ногти, хищное лицо, лихорадочный блеск в глазах — и вполне могла нанести некоторые телесные повреждения. Хулия находилась не Бог весть в какой форме; правда, в детстве Сесар обучил ее нескольким крутым приемам, весьма полезным в схватках с пиратами. Но, к счастью, племянница не пошла дальше испепеляющих взглядов и, резко повернувшись, прошла в дом.

— Мы еще встретимся, — бросила она через плечо, и яростный стук каблуков удалился по коридору.

Альфонсо, так и не вынув рук из карманов, благодушно улыбался.

— Не обращайте внимания. — Он повернулся к Бельмонте. — Ведь правда, дядя?.. Лолита у нас — чистое золото… Добрейшая душа.

Инвалид рассеянно кивнул, мысли его явно были заняты другим. Его внимание, казалось, притягивал к себе опустевший прямоугольник на стене, словно испещренный некими таинственными знаками, понятными только его усталым глазам.

— Значит, с племянничком ты уже знакома, — сказала Хулия, как только они оказались на улице.

Менчу, уже впившаяся глазами в какую-то витрину, ответила утвердительным кивком.

— И давно. — Она наклонилась, чтобы получше разглядеть ценник, стоящий возле пары туфель. — Года три, а то и четыре.

— Теперь мне понятно, откуда выплыла эта картина… Тебе ее предложил не старик, а этот тип.

Менчу раздраженно усмехнулась:

— Что ж, ты угадала, детка. В свое время у нас с ним было кое-что — приключение, как выразилась бы ты: ты ведь у нас известная скромница… Это было давным-давно. Но вот теперь, когда ему стукнуло в голову насчет ван Гюйса, он вдруг вспомнил обо мне.

— А почему же он не взялся за это сам?

— Да потому, что с ним никто не желает иметь дела. Даже дон Мануэль ему не верит! — Она рассмеялась. — Альфонсито Лапенья, Альфонсито Рулетка… Под этим прозвищем он больше известен. Он должен всему свету — даже чистильщику ботинок. А несколько месяцев назад просто чудом не оказался за решеткой. Какое-то дело с какими-то чеками, которые ничем не были обеспечены.

— А на что же он живет?

— Жена кормит. Потом, время от времени ему удается подцепить на удочку какого-нибудь простака. А вообще, знаешь ли, нахальство — второе счастье.

— Значит, теперь он возлагает свои надежды на ван Гюйса?

— Да. Ему просто не терпится превратить его в большую кучу жетонов для рулетки.

— Хорош гусь!

— Это уж точно. Но такие гуси — моя слабость, поэтому и Альфонсо мне нравится. — Она задумалась на пару секунд. — Хотя, насколько мне помнится, его технические данные тоже не столь уж выдающиеся. Он… как бы тебе это объяснить? — Она подыскивала слово поточнее. — У него плоховато с воображением, понимаешь? Тут уж он Максу и в подметки не годится. С ним все как-то очень уж прямолинейно — привет и пока. Но зато весело: как начнет сыпать анекдотами, так просто до колик доведет.

— А его супруга в курсе?

— Думаю, догадывается, потому что дурой ее уж никак не назовешь. Потому так и сверкала на нас глазами. Мегера.