Алтын-Толобас - Борис Акунин Страница 16

Столица великого азиатского королевства поначалу увиласьКорнелиусу фон Дорну крохотной золотой искоркой на горизонте. . – Смотрите,господин капитан, – показал купеческий старшина Вильям Майер. – Это куполкремлевской колокольни, именуемой Большой Иоганн. Там, под ней, и сидит царьмосковитов. Еще три-четыре часа, и мы достигнем городских ворот.

С караваном датских и английских негоциантов Корнелиус ехалот самого Пскова. Из-за тяжелых повозок с товаром движение было нескорое, затобезопасное, а кроме того от попутчиков, большинство из которых путешествовалипо России не впервые, удалось получить немало ценных сведений о таинственной,полусказочной стране, в которой капитану, согласно подписанному договору,предстояло прожить целых четыре года.

Купцы были люди степенные, всякое повидавшие и ко всемупривычные. От жадных русских губернаторов и магистратов откупались малой мздой,лишнего не платили, а опасные леса и пустоши, где poschaliwali (это словоозначало «немного разбойничали»), объезжали стороной. На крайний же случай,если уберечься от встречи с лихими людьми не удастся, уговор был такой: с фонДорна за пищу и корм для его лошадей денег не берут, но за это он обязанкомандовать караванной охраной, биться честно, до последней возможности, и купцовс их имуществом разбойникам не выдавать. Посему в глухих местах Корнелиусвыезжал вперед, воинственно озираясь по сторонам (мушкет поперек седла, кобурырасстегнуты). За ним – четверо кнехтов, тоже с мушкетами. Потом повозки (посторонам дороги еще двенадцать вооруженных слуг), а уже сзади – купцы, присаблях наголо и пистолях. Раза два или три на обочине подрагивали кусты, иневпопад, среди бела дня, начинала ухать сова, но напасть на таких серьезныхлюдей никто из гулящих так и не осмелился. В общем, уговор для Корнелиусаполучился выгодный.

Одна беда: каждый вечер, на привале, когда сцепляли возыкольцом и расставляли часовых, почтенные коммерсанты за неимением иныхразвлечений просили снова и снова рассказать, как бравого мушкетера в первой жерусской деревне опоили, разделиъ догола и выкинули за околицу. Всякий раз быломного смеху и шуток, рассказ не надоедал. Правда, и сам фон Дорн заботился,чтоб история от повторения не закисала – придумывал всё новые подробности, чемдальше, тем курьезней и невероятней.

– Вам бы не шпагой, а гусиным пером хлеб зарабатывать,господин капитан, – не раз говорил Майер, держась за толстые бока и утираяслезы.

– Книжные издатели платили бы вам за сочинительство золотом.Особенно мне нравится слушать, как вы впрягли бестию-трактирщика в телегу изаставили его везти вас к полицейскому начальнику. И еще, как важно вышествовали нагишом через всю деревню, а молодки заглядывались на ваши статичерез забор.

Про телегу Корнелиус, конечно, выдумал, но приключение в деревнеНеворотынской в самом деле вышло недурным, даже и без небылиц. Теперь фон Дорнвспоминал эту историю с удовольствием, гордясь, что при такой ужасной оказии нерастерялся, а сумел вернуть имущество и примерно наказать воров.

Голышом через деревню он шел, это правда – а как иначе былодобраться до проклятой корчмы? Но молодок он никаких не видел, да и вообще попути ему никто не встретился. Перед тем как подняться на крыльцо кабака(по-туземному kruzchalo) Корнелиус взял из поленницы суковатое полено.

Пропойцы (по-русски pjetsukhi) оглянулись на голого человекас интересом, но без большого удивления – надо думать, видали тут и не такое.Двух прислужников, что кинулись вытолкнуть вошедшего, фон Дорн одарил: одного сразмаху поленом по башке, другому въехал лбом в нос. Потом еще немного попиналих, лежащих, ногами – для острастки прочим, а еще для справедливости. Не иначекак эти самые подлые мужики его, одурманенного да ограбленного, отсюда ивыволакивали.

Кабатчик (по-русски tszelowalnik) ждал за прилавком сдопотопной пистолью в руке. От выстрела капитан увернулся легко – присел. Послеухватил каналью за бороду и давай колотить жирной мордой об стойку. И в блюдо сгрибами, и в черную размазню (это, как объяснили купцы, и была знаменитаяосетровая икра), и в кислую капусту, и просто так – о деревяшку. Удары былихрусткие, сочные – Корнелиус отсчитывал их вслух, по-немецки. Пьецухи наблюдалис уважением, помочь целовальнику никто не захотел.

Сивобородый сначала терпел. На zwei und zwanzig стал подвывать.На dreissig заплевался кровью прямо в капусту. На drei und vierzig перешел нахрип и попросил пощады.

Те же самые слуги, которых Корнелиус бил поленом и топталногами, вынесли, утирая красную юшку, всё похищенное, а после привели илошадей.

Уже во дворе, сидя в седле, капитан заколебался, неподпалить ли к черту это воровское логово, да пьянчужек невинных пожалел –половина до двери не доберется, угорит.