Я - убийца - Фридрих Незнанский Страница 16

– Зачем?

– Чтобы снять с картины! Отстранить от работы. Дать другому на монтаж.

– Зачем?

– Чтобы все себе захапать.

– Как?

– Вадиму Викторовичу, как не справившемуся с работой, фигу с маслом. Если еще неустойку не назначат выплачивать. Новому режиссеру за доработку – две копейки. Естественно, без какого бы то ни было упоминания в титрах.

– А замысел?

– Да что вы? Весь замысел за месяц до съемки должен быть готов. Вы же сами знаете. В готовом материале только уточнения… Художественные детали. Конечно, без Вадима Викторовича монтажа не будет. Это просто убьет картину. Она ее нигде не пристроит. А тем более на Берлинском фестивале.

– Говорят, что картина, так сказать, некоторым образом в… нетрадиционном решении. Вернее, нетрадиционно ориентирована, так сказать, в… сексуальном смысле?

– А как же! Иначе и смотреть не будут. Вадим Викторович первым в нашем кинематографе осмелился так откровенно, так глубоко и верно!.. Да вы и сами можете посмотреть. Он недели через две, кажется, будет готов показать первый вариант монтажа. С музыкой! Хотите, я вам студию покажу?

– Спасибо.

– Тогда пошли вместе, – девушка поднялась с дивана. – Там в третьем павильоне наши художники декорацию хорошую поставили. Квартира с выходом во двор! А улица! Мигалки неоновые! Такая красотища! Только представьте – настоящая живая улица!

– По пути к актерам в комнату заглянем? – уже в коридоре поинтересовался Гордеев.

– Там же нет никого. Вы имеете в виду актерскую или гримерную?

– Наверное, гримерную.

– В какую? В центральную?

– Неважно. Кто-то же там работает?

– Раньше места всем картинам не хватало, – грустно вздохнула киношная девушка, – писались в очередь на грим в центральную, а теперь, когда кто-то работает даже по мелочи, клип там или реклама, ходим смотреть, как на чудо.

Они шли по солнечному переходу, соединяющему разные производственные корпуса, по узким извилистым коридорам. И вдруг показалось, что где-то в закоулках мелькнул старичок Михаил Тимофеевич под ручку с Татьяной Федоровной. Но только мелькнул и бесследно пропал.

За витринными стеклами гримерного цеха царила тишина. В специальных витринах были выставлены особые экспонаты – удивительно сложные и яркие парики сказочных персонажей, манекены, загримированные «с портретным сходством»: головы политических деятелей, рок-музыкантов и даже американского президента Клинтона.

– Тук-тук! – громко прокричала девушка за занавеску. – Есть в тереме кто-нибудь?

– Проходи, Нюшка, – позвали из глубины лабиринта. – Мы тут возимся!

Гордеев поспешил за своей проводницей, они прошли сквозь несколько пустых гримерных комнат, отражаясь в темных зеркалах, наталкиваясь на пустые парикмахерские кресла, и в конце концов оказались в небольшой гримерке на два «посадочных» места.

Приходу девушки тут обрадовались.

Прежде всего хозяйка, молодая долговязая девица со множеством всевозможных фенечек и прибамбасов на всех деталях одежды и на совершенно лысой голове, где вместо волос были нарисованы разноцветные листья и цветы, а поверх приклеены бумажные бабочки, мухи, кузнечики!

– Вались к нам, Нюшка! – На губах девицы искрились мелкие стальные колечки. – Я тут пока работаю. Но скоро…

– Привет, Анюта! – донеслось из-за высокой спинки парикмахерского кресла. Только в зеркале был виден сидящий там молодой человек.

Это был тот же актер, что недавно попался Гордееву в коридоре в костюме эсэсовца – высокий блондин с арийскими чертами лица. Теперь стараниями гримера он превратился в изнуренного разночинца, нервного петербургского революционера конца девятнадцатого века.

– Как хорошо, что ты здесь, – обрадовалась румяная Нюшка, увидев его. – Вот адвокат приехал. Мы в группе встречались. Теперь вот… Он с тобой хочет поговорить.

– Это обо мне? – удивился Юрий. И галантно поклонился гримерше. – Собственно говоря…

Вместе с ним удивилась и разукрашенная девица-гример, а актер от неожиданности даже повернулся в кресле.

– А вы не узнали? – засмеялась Нюшка. – Да это же наш актер – Кассио! Женька, что ты можешь сказать о нашем… Э… Конфликте с Татьяной Федоровной?

– Какой еще конфликт? – пожал плечами актер Женька. – Нормальная рабочая обстановка. Как везде. И в Англии то же. Всюду жизнь! Борьба за выживание. Деньги и власть. Что тут непонятного? При совке все это камуфлировалось под идеологическую борьбу, а теперь вылезло в натуральном виде. Все этого очень хотели.

– Меня в этой связи интересует один вопрос, – в тон образованному артисту сказал Юрий Гордеев, – кто владеет авторскими правами на картину?

– Понятия не имею! – засмеялся Женька. – И знать не хочу! Не мое это дело. Мне бы деньги свои заработанные выбить. Но если вас интересует моя индивидуальная точка зрения… Мне кажется, что права должны принадлежать тому, кто ими владеет на законных основаниях.

– Оригинальная идея! – обрадовался Юрий.

И заметил в зеркале движущееся отражение прекрасной женщины! Она появилась вдалеке – в темноте – и приблизилась, вышла на свет, сразу отразившись во множестве зеркал гримерки.

– В настоящее время все авторские права, поскольку никем ни у кого не выкуплены, никем нигде не оговорены, принадлежат их природным владельцам, то есть самим авторам.

– То есть мне! – величественно заявила подошедшая красавица.

Она встала перед зеркалом, вытащила заколку из высокой прически – и рассыпались по плечам золотые локоны.

– Мы сейчас уходим, – виновато нахохлилась Нюшка.

– Как хотите. – Красавица расстегнула и сняла кофточку. – Надо соски подкрасить, – она повернула к гримерше сворю обнаженную грудь. – Будут крупно снимать.

– Минуточку, – гримерная девица мыла под краном руки.

– Извините, – Гордеев как завороженный не мог отвести взгляд от великолепной груди красавицы. – Я, может быть, в другой раз…

– Или два-с, – пошутила красавица, приветливо улыбнулась сквозь зеркала уходящему адвокату. – Заходите на огонек. Буду рада.