Мегрэ и мертвец - Жорж Сименон Страница 16

Телефон.

— Вас, шеф. Это Мере.

Бедняга Мере всю ночь не смыкал глаз. Отпечатки мало что дали. Они, притом самые разные, сильно стертые и беспорядочно налегшие друг на друга, имелись на всех бутылках и всей мебели. Наиболее отчетливые были переданы в антропометрическую службу, но не совпали ни с одной дактокартой.

— Весь дом обыскивали в резиновых перчатках. Надежда одна — опилки. При анализе я обнаружил на них следы крови.

— Человеческой?

— Точно отвечу через час, но почти уверен — да. Около одиннадцати появился Люкас, успевший за утро выполнить свою долю работы. Настроен он был игриво, галстук, как заметил Мегрэ, выбрал светлый.

— Один экспоркассис! — скомандовал он, подмигнув Шеврие.

Ирма повесила на дверях грифельную доску, на которой под словами «Дежурное блюдо» вывела мелом:

«Шпигованная телятина со щавелем». Слышно было, как она озабоченно расхаживает взад-вперед. Сегодня она ни с кем на свете не поменялась бы ролью!

— Пошли наверх, — позвал Мегрэ Люкаса. Они уселись в спальне у окна, которое рискнули открыть — больно уж теплый был день. У самого берега работал кран, выгружавший бочки из трюма баржи. Слышались свистки, скрип цепей и пыхтение буксиров, деловито сновавших взад и вперед по сверкавшей на солнце реке.

— Зовут его Альбер Рошен. Я побывал в Управлении косвенных налогов. Лицензию он получил четыре года назад.

— Не узнал, как зовут его жену?

— Нет. Лицензия выдана на его имя. Я отправился в мэрию, но там нет никаких сведений о нем. Если он состоял в браке, значит, женился до того, как перебрался в этот округ.

— А в комиссариате?

— Тоже ничего. Похоже, заведение было тихое. Полицию сюда не вызывали ни разу.

Мегрэ то и дело посматривал на портрет своего мертвеца, улыбавшегося ему с комода.

— Не сомневаюсь, Шеврие скоро выпытает у клиентов что-нибудь посущественней…

— Остаетесь здесь, шеф?

— Мы могли позавтракать внизу, как случайные прохожие… Что у Торранса и Жанвье?

— По-прежнему занимаются завсегдаями скачек.

— Если позвонят, передай, чтобы поглубже копнули в Венсене.

Опять то же самое. Венсенский ипподром находится, можно сказать, в интересующем их районе. А Маленький Альбер, как и Мегрэ, отличался постоянством привычек.

— Люди не удивляются, что дом отперт?

— Не слишком. Кое-кто из соседей постоял на тротуаре, заглянул в окна и, понятное дело, решил, что Альбер продал свое заведение.

В полдень Мегрэ с Люкасом перебрались вниз и заняли столик у окна, а Ирма самолично обслужила их. За другими столиками расположились немногочисленные посетители, в том числе крановщики.

— Альбер, он что, на верную лошадь наконец поставил? — полюбопытствовал один из них у Шеврие.

— Нет, просто уехал в деревню.

— Выходит, вы его сменили? А Нину он взял с собой? Тоже неплохо, может, здесь поменьше чесноку класть станут. Не то чтобы получалось невкусно, да запах чересчур уж густой.

Клиент ущипнул проходившую мимо Ирму за ягодицу, но Шеврие не моргнул глазом, более того — выдержал иронический взгляд Люкаса.

— В общем-то, он славный малый, только во г зря на скачках помешался. Но скажите, чего это он кафе на четыре дня закрыл, хотя нашел себе подмену? Да еще клиентов не предупредил! В первый день нам пришлось до Шарантонского моста тащиться, чтобы заправиться… Нет, малышка, я камамбера не ем — ежедневно только ломтик швейцарского. А Жюлю — рокфор.

Тем не менее заинтригованные посети гели продолжали шушукаться. Особенный интерес вызвала у них Ирма.

— Шеврие долго не вытерпеть, — шепнул Люкас на ухо Мегрэ. — Он всего два года женат, и если эти типы не перестанут тянуть лапы к его половине, он, глядишь, им в рожу залепит.

До этого не дошло, но инспектор, подавая рабочим выпивку, отчеканил:

— Это моя жена.

— С чем и поздравляем, приятель. Да ты не беспокойся: нам она тоже нравится, — расхохотались они. Это были неплохие ребята, сразу почувствовавшие, что хозяину не по себе. — Альбер, тот, правда, заранее меры принял и мог не опасаться, что Нину у него уведут.

— Почему?

— Ты ее видел?

— Ни разу.

— И ничего не потерял, друг. Такую можно без опаски в землянке, полной сенегальцев, ночевать оставить, хотя женщина она мировая, верно, Жюль?

— Сколько ей лет?

— А у ней нет возраста, правда, Жюль?

— Правда. Может, ей тридцать, может, все пятьдесят. Все зависит, с какого боку на нее смотреть. Со стороны здорового глаза — баба как баба. Зато с другой…

— Она что, косит?

— Спрашиваешь, папаша! Еще как! Да она зараз носки твоих ботинок и верхушку Эйфелевой башни видит.

— Альбер любил ее?

— Альбер такой парень, который больше всего свое удобство любит, понял? Жаркое у твоей хозяйки что надо, даже замечательное. Но ручаюсь: это ты шлепаешь в шесть утра на Центральный рынок. А может, и картошку помогаешь чистить. И посуду через час не она мыть пойдет, чтобы дать тебе прошвырнуться на ипподром. А вот с Ниной Альбер жил, как паша. Не говорю уж о том, что деньжонки у нее определенно водились…

Почему в этот момент Люкас украдкой глянул на Мегрэ? Уж не потому ли, что комиссара слегка задели в лице его мертвеца?

— Не знаю уж, как она его подцепила, только не на тротуаре, — данные у ней не те, — продолжал крановщик.

Мегрэ невозмутимо слушал. Даже слегка улыбался. Не упускал ни единого слова, и фразы автоматически превращались в образы. Портрет Маленького Альбера пополнялся все новыми штрихами, ничуть не умаляя симпатии комиссара к человеку, который оживал перед ним.

— Вы с женой из каких краев?

— Я из Берри, — отозвалась Ирма.

— А я из Шера, — ответил Шеврие.

— Значит, познакомились с Альбером не у себя в захолустье. Он-то был настоящий северянин. Не из Туркуэна ли, Жюль?

— Нет, из Рубэ.

— Один черт!

— Он часом не работал около Северного вокзала? — вступил в разговор Мегрэ, что было естественно в кафе, рассчитанном на немногих завсегдатаев.

— Да, в «Циферблате». Прослужил лет десять официантом в одной пивной, а уж потом тут обосновался.

Мегрэ задал свой вопрос не случайно. Он знал, что перебравшиеся в Париж северяне стараются селиться поближе к своему вокзалу, образуя форменную колонию в районе Мобежской улицы.

— Не там ли он Нину и подцепил?

— Там или не там, а повезло ему крупно. Не в смысле разных пустяков, конечно… А вот что касается жизни без забот…