Тайна дуэльных пистолетов - Буало-Нарсежак Страница 16

Его руки довольно легко находили узлы, за которые можно было ухватиться. Они ощупывали ветки, камни, из которых были сложены стены, и как будто спрашива­ли: «Можно ли двигаться дальше?» А вот ноги слушались плохо. Они соскальзывали, задевали листву и то и дело обрывались в пустоту. Тогда Франсуа чувствовал вес сво­его тела. Оно тянуло его вниз. Мальчик очень замерз. Плющ был мокрый, пижама прилипала к телу и стесняла движения. Он задыхался.

Край окна был еще далеко. Франсуа на секунду оста­новился, зацепившись за стену пальцами рук и ног. У него пересохло в горле. Он убеждал себя: «Я могу… я могу…», но силы были на исходе. Однако он все-таки снова мед­ленно и тяжело начал взбираться вверх. По мере того как он поднимался, ветви плюща становились все тоньше. Они были скользкие и узловатые. Приходилось искать справа и слева более крепкие ветви и двигаться зигзагом. Земля была уже далеко, и опасность упасть возрастала. К счастью, второй этаж был сложен из шишковатого и пористого песчаника, за который цепляться было легче, чем за гладкие стены первого этажа. Осторожно припод­няв голову, чтобы не потерять равновесие, Франсуа при­кинул расстояние до окна. Он понял, что выползает пря­мо под подоконник, что усложняло его положение. Он не сможет перебраться через широкий выступ.

Неужели надо начинать сначала? Нет. Это слишком тяжело. Тем более он не Тарзан. Единственным выходом оставалось обогнуть окно, а потом суметь изогнуться так, чтобы поставить ноги на подоконник. Но очень скоро Франсуа понял, что это слишком большой риск. И тогда, распластавшись по стене, с раздвинутыми в стороны но­гами и руками, он на какое-то мгновение замер. Ему не удавалось подтянуть левую ногу. Она его не слушалась. Его переполнило чувство гнева, беспомощности и стра­ха, и на глазах у него выступили слезы. Наконец ему уда­лось оторвать тело от стены и подтянуть его к левой ноге. За эти секунды он пережил странное ощущение, что его конечности не зависят от него. Их придется уговаривать. Правая рука, например, сама уходила под листву, щупа­ла ветки, останавливалась. Франсуа ее убеждал: «Ну, впе­ред! Еще дальше! Я держусь…» Но рука вела себя неуве­ренно. Она то выпускала уступ или ствол плюща, то сно­ва за него цеплялась. Правая нога онемела. По ней вдруг пробежала резкая судорога, и Франсуа ободрал кожу о мокрый шершавый камень.

Франсуа подбадривал себя, ругал и умолял. И нако­нец ему удалось доползти до окна. Последний рывок! Пальцами он цепляется за перекладину окна и бросает свое тело в комнату. Перед глазами все пошло кругами, кровь бросилась в голову. Неужели все позади?

В памяти почему-то всплыли слова госпожи Хамфри: «Во времена моей молодости люди были лучше воспита­ны». Франсуа принялся хохотать. С этим хохотом из него выходил пережитый страх. Он уже иначе смотрел на все происшедшее и считал его обычным злоключением.

А ведь она права, славная госпожа Хамфри. Действи­тельно, только плохо воспитанные люди возвращаются к себе домой через окно!

Он поднялся и, прихрамывая, пошел к изголовью кро­вати, чтобы зажечь лампу. Стал рассматривать царапи­ны и ссадины на теле. К счастью, ничего серьезного не было. Легкий порез на пальце правой ноги, ссадина на левой руке. Он растерся полотенцем, сменил пижаму и лег спать. Как хорошо лежать в теплой постели! Но, увы, если он надеялся быстро уснуть, то ошибся. Он очень ус­тал, и усталость придавала его мыслям почти болезнен­ную обостренность.

Конечно, его прежде всего беспокоило, почему это вдруг мисс Мэри встречается с кем-то ночью? И почему отдала ему чемодан? Что было в этом чемодане? Есть ли связь между этой встречей и кражей? А что, если в чемо­дане как раз и находились украденные предметы? Во-пер­вых, это был даже и не чемодан, а, скорее, плоский чемо­данчик ненамного больше кейса. Слон, мраморная рука, кинжал и пистолеты там могли прекрасно разместиться. Но тогда…

«Итак, Без Козыря, дорогой старик, — думал Фран­суа, — надо расследовать до конца. Если твои подозре­ния верны, то тогда ясно, что ограбление предыдущей ночью было просто имитацией».

Нет, все-таки это ерунда. И однако… Эта молодая жен­щина первой подняла тревогу. По ее словам, она услыша­да шум. Спрашивается, зачем же ей надо было вырезать кусок стекла? «Сделано довольно неумело», — сказал инс­пектор. Тот, кто вырезал стекло, явно очень спешил. Мисс Мэри могла знать, что она не многим рискует, так как именно она занимала комнату над салоном. Никто дру­гой, кроме нее, и не мог услышать шум. Эта догадка, ка­жется, начинает походить на правду. Мисс Мэри вырезает стекло, чтобы создать впечатление, что грабитель пришел извне; уносит из салона предметы и прячет их у себя. А потом поднимает тревогу. Мальчики думают, что вор еще в салоне. Им кажется, что они даже слышат какой-то шум. Но на самом деле это хлопает ставня. Кстати, почему Мор­риссон вдруг засомневался в их показаниях?

Франсуа сбросил с себя простыню и пошел выпить воды. Но эж> ему не помогло. Лихорадочные мысли не отступали. Вывод напрашивался ужасный: мисс Мэри была сообщницей! Но в каком деле? Участвовать в краже красной папки она не могла, документы были унесены из дома, когда она находилась еще у себя. Боб ведь разгова­ривал с ней по телефону. А вещи, которые она передала незнакомцу, и так ей уже почти принадлежали. Вскоре она должна была выйти замуж за господина Скиннера. Наконец, если незнакомец был именно тем человеком, который ранил инженера, то, значит, мисс Мэри была с ним заодно? Бред какой-то!

Но когда мысль бредовая, случается, что она, как кош­мар, постепенно овладевает человеком. Так произошло и с Франсуа. Он вертел эту версию и так, и эдак, и чем дальше, тем правдоподобнее она ему казалась. Он понял, что нащупал важную деталь, но все-таки еще продолжал себя спрашивать, не ошибается ли. Правда и ложь пере­мешались. Неужели мисс Мэри виновна? Или ее вины нет? Почему она плакала? Этот человек ее шантажировал? Может быть, он угрожал ей каким-то позорным разоб­лачением? Но в этом случае от нее требовали бы денег, а не слона и не мраморную руку. Так, путаясь в невероят­ных подозрениях, Франсуа, наконец, заснул.