Венецианская блудница - Елена Арсеньева Страница 16

«Вообразите себе, – трясясь от ярости, рассказывал ЛючииШишмарев, – она, тетушка, мне и говорит: Шишмаревы-Лихачевы, как и простоЛихачевы, Кожины и Кульбакины, судя по Государеву Родословцу [24], ведут свойрод от общего высокочтимого предка – короля Албании Элмаса, отца Наяды – ФеиМелюзины! А ты, дескать, как родился Стюхой Шишмаревым, так и в гробу будетлежать Стюха Шишмарев!»

Шишмарева звали Евстигней, и, конечно, превратить сие имя вСтюху можно было отнюдь не из большой любви! За неродовитость презирала тетушкаНаяда (ее так звали в честь той самой, достопамятной) и Андрея Извольского,предок коего, Опочинин, всего лишь каких-то 400 лет назад вышел из воли , тоесть из власти, великого князя Ивана Калиты и переселился жить во Владимирскоекняжество. За это вся родня от него отступилась, да и Калита желал отомстить,но не успел – помер волею божией, а потомок его, Семен Гордый, строптивогобоярина простил, милостиво разрешив ему зваться Извольским и сделатьсяоснователем нового княжеского рода. Однако вовсе не отсутствие корней втысячелетней тьме времен столь восстановило Наяду Шишмареву-Лихачеву противкнязя Андрея. Суть была совсем в другом…

Лючия зевнула. Grazie a Dio [25], кажется, удастся уснуть. Аона-то уж думала так и сидеть ночь под окошком в одной рубахе, укутавшись вшаль, слушая нервические метанья Шишмарева и перебирая в памяти разговор с ним.

Лючия торопливо сбросила с плеч шаль и шмыгнула в постель,но лишь голова коснулась подушки, как сон исчез, будто и не приходил никогда, иперед внутренним взором, словно многоцветные карты, брошенные на зеленое сукноигрального стола, замелькали откровения Шишмарева.

Да, пожалуй, можно не сомневаться, что он был с Лючиейвполне откровенен. Ведь игра шла ва-банк. Утаил только причину пари,проигранного Извольским. Небось какая-нибудь безделица… вдобавок, Лючия почтине сомневалась, что проигрыш сей был подленько подстроен Шишмаревым – именнодля того, чтобы любой ценой свершилась месть. Мести алкала тетушка Наяда, ипричина сего была враз пустой – и огромной, это уж как посмотреть.

В имении Извольских была расторопная крепостная швейкаУльяна. Игла у девки в руках так и летала, и сие свойство было единственным,кое выгодно отличало Ульяну от ровесниц. Внешне девка никак не удалась:маленькая, кривобоконькая, на лице черти горох молотили; вековуха, а потомузлющая, неприветная! Несмотря на ее огромный портновский талант, хозяева ее небольно-то жаловали и с охотою согласились продать соседке-помещицеШишмаревой-Лихачевой, тем паче что вздорная барыня предложила суммубаснословную. Однако Наяда отправлялась навестить какую-то родню в Киеве, исошлись на следующем: она воротится через полгода, тогда и заберет покупку. Аденьги внесет сейчас.

Князь Андрей жил широко, был богат, однако от денег никогдане отказывался: взял их и тотчас купил себе в свору новую английскую борзую,которая прежде была ему не по карману.

Соседка отбыла в Киев. Прошел месяц, два, три… и вдруггрянул гром с ясного неба: Улька-то беременна, да не просто, а чуть ли не насносях! Кто-то все же польстился на сию невзрачную старую деву, однако жепокрывать грех не стал. Кое-как добились от чреватой девки, что соблазнил еезахожий коробейник еще по весне, а стало быть, за три месяца до того, какШишмарева-Лихачева ее купила.

Ну что ж, раз брюхатая – надо рожать. Улька и родила в свойсрок, и даже два месяца, расцветшая, пополневшая и похорошевшая, кормила своегомладенчика (ее новая хозяйка у родни подзагостилась), но все же настал наконецсрок идти ей на новое место. И тут она бросилась в ноги барину с мольбой:младенца оставить в Извольском. Такое бессердечие молодой матери всехпокоробило, но просьбу уважили. Однако Улька не успокоилась и вымолила, в ногаху барина валяючись, у него клятву перед иконами, что ни за что не отдастребенка соседке. Тот посмеялся – и поклялся.

Итак, Улька ушла, обливаясь слезами; сына ее отдали какой-тогрудастой молодке, у которой было с избытком молока и для своего, и для чужогомладенчика, однако через два дня Шишмарева-Лихачева явилась в Извольское стребованием отдать ей ребенка. Мать, мол, измучилась, молоко из сосцов течет…Князь Андрей, помня клятву, которую выплакала у него Улька, попросил, чтобы онасама пришла за младенцем. Но и через неделю та не явилась, а вновь приехаласоседка и пригрозила судом: мол, ежели в момент свершения купли-продажи дитяуже было зачато, значит, плод Улькина греха тоже принадлежит новой владелице.

Князь Андрей пожал плечами и согласился, тем паче чтоотец-то дитяти был вовсе человек захожий, не его крепостной! Однако он помнилклятву, а потому просил у соседки разрешения переговорить с Улькою. Наядазаартачилась. Потом князь Андрей как-то узнал, что Улька тяжело больна, аребенка все же брать не хочет. Началась тяжба. Князь Андрей был нетерпелив,судебная волокита его утомила. Он предложил Шишмаревой-Лихачевой откупить своюбывшую крепостную. Та неохотно согласилась, ибо тоже не любила принародных тяжб,однако цену назначила и за молодую мать, и за приплод с учетом понесенного еюущерба. Цена, верно, вышла несусветная. Чтобы быстро набрать эту сумму, князьАндрей даже свору распродал, предмет зависти всех соседей, и Улька водвориласьв прежнем месте жительства, однако и она, и ее хозяин, очевидно, одолеваемыйжадностью, принялись распускать чудовищные слухи про тетушку Наяду, выставив ееистинным монстром и зверем в человеческом облике. Разумеется, тетушка обиделасьи пожелала отомстить, но втихую.

Самым удобным орудием мести был безденежный племянник,живший исключительно ее щедротами и чаявший баснословного наследства. Наяда,между тем, уже почти пообещала отказать все свое достояние соседнему монастырю,с настоятелем коего была в большой дружбе и не раз делала в монастырь самые чтони на есть щедрые вклады. Итак: удовольствует ее шутка, учиненная Шишмаревым сИзвольским, – тотчас в его пользу будет переписана духовная. Нет – все имение,и доходы, и сбережения отойдут монастырю.

При этом тетушка предоставила племяннику крупную сумму, изкоторой он смог и подкупить слуг княжны Александры, и, надо полагать,обеспечить князю Андрею проигрыш пари.

***

Как и при исповеди Шишмарева за накрытым столом, так итеперь, по размышлении, многое в сем рассказе оставалось абсолютно неясным.Например, князь Андрей представал каким-то вздорным дураком. Зачем понадобилосьпродавать свое имущество? Ведь через месяц, ну, два, три получил бы доходы симения – и выкупил свою крепостную. С чего такая спешка? Ответ был один: незаезжий коробейник, а сам князь был отцом Улькиного ребенка и не смог отказатьв просьбе своей бывшей любовнице.