Требуется чудо - Сергей Абрамов Страница 16

Вот и сейчас сказал тихо-тихо:

— Я подарил коробочку не тебе, а Наташе. Какое ты имела право забрать у нее мой подарок?

— Это не подарок. Это — подлость!

— Вот как? Почему?

— Наташа объяснила мне, зачем ты сделал эту ко-робоч-ку… — издевательским тоном произнесла, как выругалась.

— И что же она тебе объяснила? — Александр Павлович даже улыбнулся, будто бы веселила его ситуация, будто бы шутили они с Валерией. Ну не сказать, как остроумно!..

— Чушь! Чушь объяснила! Зачем ты обманул Наташу? Ребенка пожалел?

— Я ее не обманывал.

— Ах, не обманывал… — Валерия подцепила ногтем крышку «портсигара». — Ну-ка, объясни, что здесь на меня так подействовало?.. Батарейка? Лампочка? Два сопливых проводка?.. Ты сделал обыкновенный фонарик. Только в серебряной оболочке — антикварное барахло. Кому ты морочил голову? Наташе? Или себе?

Александр Павлович взял «портсигар», внимательно осмотрел его, будто впервые увидел. Приподнял батарейку, заглянул под нее.

— Здесь была еще деталька… Такая маленькая… Куда ты ее дела?

— Какая деталька?.. Не было там никакой детальки.

— Нет, была, была… Ты могла ее не заметить, выронить.

Утерянная «деталька» — это удачный ход. Смутить Валерию, ошеломить, заставить усомниться в себе…

— Я ничего не роняла…

Ага, вот уже и сомнение в голосе!

— Она очень маленькая. Но в ней все дело…

— Слушай, не морочь мне голову, я не вчера родилась. Неужели ты всерьез считаешь, что можно создать прибор, который, видите ли, напрочь изменит характер? — А вот теперь уже никаких сомнений, одна издевка. Конечно! Валерия — дама ученая, без пяти минут профессор, а у Александра Павловича, кроме собственных рук, никаких научно-технических аргументов…

Поднял голову от «портсигара»:

— Я же его сделал.

— Пойми, — Валерия опять села в кресло, снизила тон, старалась говорить мягко и ласково. Александр Павлович даже подумал: как с сумасшедшим, — это невозможно. Это противоречит физике, математике, механике, логике, наконец…

— Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Классика. Помню.

— Саша, я же знаю тебя как облупленного. Ты можешь обдурить Наташку, но не меня. Ты можешь обдурить кого хочешь, это твоя профессия, наверно, ты в ней гений, но при чем здесь я?

Какая, однако, самоуверенность! Она знает его «как облупленного»… Да он сам себя так не знает.

Александр Павлович захлопнул «портсигар» и втиснул его в карман джинсов. Помнится, он любопытствовал: как довести до сведения Валерии доказательства ее «бабства», полученные с помощью «портсигара». Что ж, доказательства до сведения доведены. Вопрос в ином: приняты ли они? Можно поспорить, поломать копья… Впрочем, Александр Павлович с женщинами не спорил, даже если зол на них был. Как сейчас.

— Видишь ли, Лера, — начал он раздумчиво, желая, не сказав ничего конкретного, все же дать ей понять, ради чего он сыр-бор городил, — ты, повторяю, тогда, в машине, все правильно объяснила. И про наши с тобой отношения, и про то, что не встречал я раньше таких, как ты, не довелось… Ты вон все время настаиваешь: мол, обиделся я. Нет, не обиделся — задело меня. И не то задело, что мы оба — потребители в любви, а то, что ты у нас такая уникальная, одна на белый свет. Вот и захотел я тебе доказать, что никакая ты не уникальная…

— Обыкновенная?

— Извини.

— Да чего там… — Валерия улыбнулась, но улыбка вышла какой-то неловкой, словно одолженной, не ее. — И ведь доказал…

А вот тут уже Александр Павлович изумился. Только что агрессивная, полная негодования, чуть ли не ненависти, и вдруг: «И ведь доказал»! Такого признания он от Валерии и вообще не ожидал — не то, что сейчас, когда она тигрицей мечется. Чтобы Валерия сдала позиции?! Да ни в жисть! Прав Александр Павлович: этого не может быть, потому что не может быть никогда! Даже если сдаст, не признается…

— Что я доказал?

— Что хотел, то и доказал. Доволен?

Валерия явно пыталась остаться ироничной, как всегда, но получалось это у нее плоховато, а вот Александр Павлович постепенно оправлялся от изумления, становился самим собой.

— Ты знаешь: доволен.

— Ты знаешь: и я довольна.

— Ты?!

Нет, положительно сегодня день сюрпризов, причем истинных, неподготовленных, а их, как уже отмечено, Александр Павлович не терпел.

— Я.

— Ты-то чем?..

— Тебе не понять.

— Где уж нам… А все ж попробуй объясни: вдруг соображу, умом хилый?

— Не паясничай, Саша, не надо… Ты нормальный мужик: сильный, уверенный в себе, ни на кого, кроме себя, ни в чем не рассчитывающий, к женским слабостям снисходительный, терпимый, даже любишь их, по-моему, слабости. Ты — стена, Саша, за тобой спокойно, легко, прочно. Веришь ли: я впервые почувствовала себя слабой рядом с тобой. Приятное чувство, оказывается, — быть слабой. Я никогда не знала этого, Саша. Спасибо тебе.

— Не за что, — машинально ответил Александр Павлович.

— Есть за что… Я тут накричала, обвинений тебе целый ворох накидала. А ведь зачем пришла? Думаешь, из-за коробочки твоей? Это для Наташки она — чудо. Для Наташки ты сам — чудо из чудес, она в тебя влюбилась, как в Деда Мороза… Но я о другом. Вот ты мне тот разговор в машине в пику ставишь. А ведь я тогда на что упор делала: нам с тобой хорошо вместе. Очень хорошо, Саша, очень! Да, верно: ты не встречал таких, как я. Но ведь и я не встречала таких, как ты…

— На стену похожих?

— Еще раз прошу: не ерничай… Ты можешь понять, глупая твоя голова, что так, как с тобой, мне ни с кем не было? Ни с кем!.. Я тогда проверить тебя хотела — на прочность, что ли? А ты не поддался, вроде бы принял правила игры — мои правила, но остался-то самим собой… Ты — всегда «сам собой», Саша, тем и ценен обществу… — усмехнулась. Почему-то невесело. — Первый раз в жизни прошу: не уходи. От добра добра не ищут. Не уходи, Саша…

Как утром с Наташей, спросил по инерции:

— С чего ты взяла, что я ухожу?.. — и опять же, как утром, одернул себя: не будь страусом, не прячь голову в песок. Все равно: задница наружу торчит… — Не надо, Валерия, не изменяй себе: не проси мужика. От добра добра не ищут, верно. Да только в чем оно — добро? В том, что в постели нам ладно? Мало этого, Лера, ох как мало! Сие, как известно, физиология. А как насчет души?

— Что же я, по-твоему, совсем бездушная?

— Ты не бездушная. Ты деловая современная женщина. Как в детских стихах: «драмкружок, кружок по фото, а мне еще и петь охота…» Для тебя слово «быт» страшней атомной войны.