Инстинкт Бабы-Яги - Дарья Донцова Страница 16

— И потом, — продолжила Марина, — мы же с нейпоссорились и не общались, а газета-то была вчерашняя. До сих пор понять немогу, как такое возможно и кто сделал снимок? Я не отрицаю связь с тем парнем,но она давно прервалась. В общем, Костя ушел, с подругой мы рассорились, и все.

— Что же вы ей ключи не отдали?

Марина развела руками:

— Встречаться не хотелось, а просто выбросить в помойкусовесть не позволяла. Вот повесила их у входа, да иногда путаю, вместо своиххватаю. Кто же это Алену убить хотел?

— Я думал, вы.

— Вы с ума сошли! — подскочила Марина. —Зачем бы мне это?

— Похоже, незачем, — пробормотал я, — но вотсама Алена утверждала, что вы покушались на ее жизнь.

— Бред! — решительно ответила Марина.

— А вот кое-кто говорит, будто вы застали Шергину с Костейв одной постели и решили отомстить, — не успокаивался я, — вроде онаподождала, пока вы распишетесь, а потом уложила вашего мужа в свою постель. Выпришли к ней, открыли дверь теми самыми ключами…

— Идиотство, — вконец обозлилась Марина, —во-первых, мы не успели с Костей пожениться, инцидент с фотографией произошелдо свадьбы. Во-вторых, я никогда не заставала их вместе, ну кто придумалподобную глупость?

Я хотел было сказать, что информация исходила от самойАлены, но прикусил язык и пробормотал:

— Да так, просто слышал.

— Выкиньте эту чушь из головы, — резко ответилаМарина, — люди невесть что наболтать могут. Да, мы поругались с Аленой, новиноват был лишь Костя, ни Аленкиной, ни моей вины тут нет. Парень такойпопался, сначала ей голову дурил, потом меня из-за глупости бросил, дажеразобраться не захотел. Кстати, если хотите знать, я на Рождество позвонилаАлене и сказала: «Ты, конечно, сейчас швырнешь трубку, но я хочу пожелать тебесчастья и удачи».

— А она?

— Выслушала спокойно и ответила: «Ладно, и тебя спраздником, потом поговорим, извини, опаздываю на работу». Так что нашиотношения могли наладиться, я очень рассчитывала на первое марта. Глупо ведьиз-за мужика терять хорошую подругу.

— Ну, очевидно, Алена была иного мнения, раз сказала,что торопится на работу! Это в Рождество-то!

— Так она же в турфирме пашет, у них, когда накалендаре красное число, просто аврал.

— А что должно было произойти первого марта?

— День рождения у Алены, — пояснила Марина, —я уж и подарок приготовила. Думала, приду, протяну коробку с букетом и попрошу:«Давай все забудем!» И опять бы сдружились! Но нет, не получилось, бедная мояподружка! Какая страшная смерть — зимой, в реке, подо льдом.

И Марина горько заплакала. Я молча повернул направо и чутьне вылетел на тротуар. Московские дороги в феврале напоминают каток,представляю, какова была обстановка на шоссе, когда Илья не сумел справиться суправлением.

— Так и не помирились, — всхлипнула Марина. —Ну почему я не позвонила ей раньше, чего ждала? Теперь ничего уже не исправить.

Я осторожно отпустил сцепление. Самое ужасное — это мукисовести возле гроба. После смерти отца я пару лет ощущал давящую безнадежностьоттого, что никогда не смогу уже попросить у него прощения за все нанесенныемной обиды. Память подло подсовывала неприятные воспоминания. Вот отецпредлагает поехать вместе с ним в Карловы Вары, но я, студент второго курса,прихожу в ужас от перспективы прогулок вокруг источника в толпе пожилых людей имигом записываюсь в строительный отряд, которому предстояло возводить коровникв колхозе. Сейчас бы я, естественно, отправился на воды, но в те годы оченьхотел провести лето в своей стае, и папа отбыл один. А еще он один раз послучайности заглянул в ГУМ, продавщицы мигом узнали любимого народом писателяи, затащив в подсобку, предложили купить ботинки. Для тех, кто забыл,напоминаю: в советское время обувь считалась самым дефицитным товаром. И отецприобрел обувь, только не себе, а мне. Как сейчас помню их внешний вид:высокие, до щиколоток ботинки на толстой подметке. Завязывались они шнурками.

— Отличная вещь, — радовался отец, — померяй,Ваня, качественная кожа, сносу не будет.

Весь институт, вернее, его мужская часть, ходила той веснойв узконосых полуботинках, практически без подметки. Шнурки считались анахронизмом.Ступню просто всовывали внутрь, оттянув «язык». Приобретенные ничего непонимающим в моде отцом «скороходы» выглядели не то что вчерашним, апозавчерашним днем. Я, правда, один раз влез в них, но ехидные приятели мигомначали изощряться в остроумии по поводу ботинок. В основном прозвища былинепечатными, но особенно обидела меня отчего-то фраза, брошенная РитойМаликовой, спесивой девицей-поэтессой:

— Ну, Ваня, и зачем же ты чемоданы на ноги нацепил?

Придя домой, я засунул ботинки в шкаф с твердым намерениемникогда больше не надевать их. Но папа регулярно предлагал:

— Ваня, надень ботинки.

И приходилось, скрежеща зубами, завязывать шнурки. В концеконцов мне это надоело, и я, взяв ножницы для резки металла, отодрал подошву уодного ботинка. Отец был так расстроен, что я тут же пожалел о содеянном.

Павел Подушкин умер давно, и, наверное, в его жизнислучались и более серьезные разочарования, чем оторванная подметка, но мнестыдно до сих пор. А главное, нельзя кинуться ему на шею и воскликнуть:

— Ну прости, пап, я дурак! Отличные были ботинки!

Вот и Марина Райкова сейчас плачет. Мне жаль ее, но помочьей не могу.