Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть! - Глэдис Митчелл Страница 15

— Да, мистер Джонс, именно это я и думаю, все, как вы сказали. Только не верю, что бедняжка миссис Пайк участвовала в этом. Она такая простодушная, просто дитя природы.

— Но должна же она знать, что Генри — не ее ребенок. Тут особого ума не требуется.

— Конечно, она знает, что это не ее ребенок. Хотя она так доверчива! Только я уверена, что молодого Миддлтона передали ей как сына Пэшен.

— Тогда зачем она прятала его в доме? Если миссис Пэшен решила расстаться со своим ребенком… кстати, а что стало с сыном миссис Пайк?

— Наверное, эта скверная женщина сказала ей, что у нее отберут ребенка, если узнают, что он чужой. А маленький Пайк, полагаю, умер. Вы сходите к этой миссис Пайк, мистер Джонс, и поговорите с ней. Она всему верит. Я в жизни не встречала таких доверчивых людей, ни в одной деревне — а у нас был дом в Эппинг-Форест, пока мы не приехали сюда и не купили трактир. И она обожает этого малыша. Отобрать его было бы жестоко. В том-то и проблема, мистер Джонс. Я не знаю, как лучше поступить. Нельзя допустить, чтобы эта женщина сделала своего сына богачом Миддлтоном, а Генри Пайк остался ни с чем. С другой стороны…

— Даже если так, маленький Пэшен ни в чем не виноват.

— Значит, вы считаете, не следует обращаться в суд?

— Возраст детей ничего не доказывает, да и внешнее сходство вряд ли станет аргументом для суда. Кроме того, маленький Пайк — на самом деле Миддлтон — может быть незаконнорожденным сыном Миддлтона и Пэшен. Вы об этом не думали?

— Но у Миддлтонов родился законный сын, мистер Джонс, и это трудно отрицать. Кроме того, семейное сходство работает с обеих сторон.

— С обеих сторон?

— Да. Генри Пайк похож на Миддлтона, а молодой Миддлтон — как его называют — на Пэшен. Можете не сомневаться, мистер Джонс. Я говорила с людьми.

— Ну, не знаю. Дело сложное, — произнес Джонс, заинтересованный этой историей, но не чувствуя себя вправе давать конкретные советы. — Мне кажется, лучше всего было бы дождаться, когда маленький Пайк повзрослеет, и убедить его заявить свои права. А сейчас, даже если ваши подозрения справедливы, денег ему все равно не видать.

— Понимаю, мистер Джонс. Да, вы правы, надо все оставить как есть. В конце концов, это не наше дело, если не считать того, что правда есть правда.

— Разумеется, ваши показания будут очень ценны, если расследование все-таки начнется, — заметил Джонс, поднявшись с места. — Давайте прикинем. Когда умер Миддлтон, малышу Пэшен, по вашим словам, исполнилось четыре месяца. Младшему Миддлтону в момент смерти его отца было три недели, а сыну миссис Пайк… сколько ему было?

— Ровно два месяца, мистер Джонс. О, я знаю, мы ничего не сумеем доказать, но это просто стыд и позор — лишать мальчугана его прав!

— Да, но если миссис Пайк, как вы сказали, пять месяцев держала своего сына — или, точнее, чужого сына — взаперти, трудно будет найти свидетельства, что подмена вообще имела место. Тут все ясно, как божий день. Скорее всего она подменила ребенка сразу после смерти мистера Миддлтона, а может быть, и до. Он долго болел?

— Все произошло внезапно, мистер Джонс. Конечно, он горевал по своей жене, это естественно, если учесть, что они поженились совсем недавно и это было, так сказать, их первое дитя. Но умереть от горя! Никто не думал, что мистер Миддлтон на это способен. Особенно если вспомнить, как скверно он вел себя с ней.

— Значит, после его смерти проводилось расследование?

— Конечно, нет! Врач написал в заключении, что все в порядке. Тогда это был доктор Кревистер. А теперь доктор Мортмэйн. Очень приятный человек, но помешан на операциях. Когда Джаспер был маленьким, он сказал, что ему надо вырезать гланды, а я ответила, что у нас в семье прекрасно обходились без этого и Джаспер тоже обойдется. Я не верю в операции. «Были побиваемы камнями и умирали от меча», как сказано в Писании. «Не люблю, когда человек вмешивается в дела природы, доктор Мортмэйн, — сказала я, — или когда пытаются насильно исправить то, что исправляет только время».