Тайная страсть Гойи - Екатерина Лесина Страница 15

Няньку оставили в экипаже, и отец подхватил Диего на руки, дыхнул в лицо перегаром.

— Экий ты большой стал, — произнес он ворчливо.

Матушка же захлопотала, расправляя старый кружевной воротник, который надевала по особым случаям. Кружево давно уж утратило свою белизну, а в прорехи проглядывали спицы, на которые оно крепилось, но все же воротник все еще гляделся роскошно.

Особенно издали.

— Диего, будь вежливым с тетушкой… — шептала мать, поглядывая на отца косо. — Улыбайся. Кланяйся. Твоя тетушка — очень важная дама…

В доме, куда их пустили далеко не сразу, Диего позабыл обо всем. Никогда прежде не доводилось ему оказываться в месте столь роскошном. Он крутил головой, стараясь разглядеть и запомнить все: узорчатые покровы на стенах, золоченые рамы, картины в этих рамах.

— А твоя родственница неплохо устроилась. — Отца дворец тоже впечатлил. А еще он устал нести Диего и поставил его на пол.

Как-то получилось, что Диего отстал. Он совсем не хотел, просто залюбовался на рыцарские доспехи. Диего даже осмелился потрогать их, хотя было страшно: вдруг да рыцарь в шлеме, украшенном перьями, оживет.

Не ожил.

Зато, когда Диего отступил, то понял, что остался один.

Отец ушел.

И матушка… Она точно станет гневаться и потом, уже дома, велит Диего выпороть, а то и самолично оттаскает за уши. Уши моментально вспыхнули, предчувствуя неотвратимость наказания.

Додумать он не успел, потому как одна из многочисленных дверей распахнулась, и в залу вошла женщина столь красивая, что Диего замер.

О да, он был слишком мал, чтобы интересоваться женщинами, и многие из рассуждений отца — а тот, выпивая, делался весьма охоч до рассуждений и всяческих бесед — были ему непонятны. Но эта незнакомка и ее красота, яркая, вызывающая даже, заставляли детское сердце биться быстрее.

Диего застыл, любуясь женщиной.

Кожа незнакомки была бела, как драгоценный мрамор. А волосы и глаза — черны. Ее изысканную прическу украшали птичьи перья и драгоценные камни. Платье сияло золотом…

— Откуда ты взялся? — спросила она, и Диего очнулся.

Отвесил запоздалый поклон, как его учили, и разозлился на себя, что учиться не желал, а потому поклон наверняка вышел неуклюжим.

— Я — Диего Хуан Антонио… — Собственное имя еще никогда не казалось ему таким длинным и правильным, подходящим для представления. — Благородная донна…

— Какой вежливый мальчик. Ты, наверное, сын моей двоюродной сестрицы Беатрис? Что ж, если так, то я вынуждена признать, что у нее хоть что-то получилось… Где же твоя матушка, Диего?

Тут Диего вынужден был признать, что потерялся. Но незнакомка нисколько не рассердилась.

— Ничего, думаю, мы ее отыщем. Расскажи мне, как ты живешь?

Никто и никогда не расспрашивал Диего о его жизни. А рассказывать… Что тут рассказывать? Обыкновенная жизнь, как и у других. Но женщина слушала внимательно и еще вопросы задавала.

О матушке.

Об отце, о малолетнем брате, который остался с кормилицами. Его еще не вывозили из дому — и хорошо, потому как братец только и умел, что спать и орать. И пахло от него дурно. Но что взять с младенца?

Расспрашивала красавица об отце и его друзьях, которые раньше частенько бывали в доме, но теперь отец сам уходил, порой пропадая на несколько дней, и возвращался нетрезв и буен, и матушка скандалит… Иногда они даже дрались.

Из-за денег.

Диего, конечно, мал, но не глуп. И слышит многое. Слуги разговорчивы, они шепчутся что об отцовском пристрастии к игре, что о матушкиной любви к нарядам, о долгах и долговых расписках, о приданом, которого не осталось, о грядущих переменах… Про перемены говорили разное. Одни утверждали, что дом и все содержимое уйдут с молотка, другие — что родичи матушки найдут способ выплатить ее долги, третьи лишь детей жалели…

— Вот, значит, как, — задумчиво произнесла женщина и погладила Диего по голове. А потом улыбнулась, и от этой улыбки стало так легко, так хорошо, что Диего улыбнулся в ответ, позабыв, что улыбаться надо с закрытым ртом, дабы не смущать дам выпавшими зубами.

Но эта дама не смутилась.

— Диего, а ты хотел бы со мною остаться? — спросила она.

— Насовсем?

— Да.

— А что я буду делать?

Конечно, собственный дом Диего не столь роскошен. И родители все время ругаются, и слуг там меньше, зато Диего — себе хозяин. А тут?

— Будешь служить мне, станешь моим пажом.

Пажом? Это так по-взрослому… Матушка говорила, что собирается пристроить Диего куда-нибудь, но попозже, когда зубы отрастут, потому что паж должен быть красивым, а Диего без зубов совсем нехорош собой.

И еще лицо в оспинах.

Матушка сетовала, что с таким лицом путь в приличные дома для Диего закрыт.

— Хорошо, — сказал Диего и вновь поклонился. — Я буду служить вам, прекрасная донна… Если матушка разрешит.

— А мы у нее спросим, — пообещала женщина и рассмеялась.

Матушка появлению Диего в компании прекрасной дамы, которая держала ее сына за руку, вовсе не обрадовалась. Нет, она улыбалась широко и счастливо, но Диего распрекрасно матушку знал, чтобы не обмануться этою улыбкой.

— Диего! — воскликнула она, раскрывая объятия. — Куда ты подевался? Дорогая сестрица, прошу простить, если этот неугомонный мальчишка вам докучал, но…

— Нисколько.

Женщина, которая и оказалась теткой Диего, той самой важной особой, перед которою следовало держаться воспитанно, расцеловалась с матушкой. Отец изобразил неуклюжий поклон и поспешил приложиться к ее ручке. И ручку эту держал долго, а еще дольше глядел в теткины глаза, бормоча какие-то глупости…

Дальше был разговор.

Вроде бы о погоде и о ценах на бархат, о том, что творится при дворе, и о всяких иных вещах, которые Диего представлялись скучными.

Отец притом пил, благо, слуги постоянно подносили что вино, что закуски. И пьянея, делался наглым, уверенным в себе. Матушка краснела и тайком норовила подпихнуть отца локтем. Тетушка делала вид, что ничего не замечает.

Сама она почти ничего не ела и не пила.

И Диего тоже.

Если он пажом будет, то должен держаться так, чтобы не опозорить свою госпожу.

— Дорогая наша… к-кузина. — Отец поднялся и, покачиваясь, подошел к хозяйке дома. — П-позвольте вам сказать, как я с-счастлив з-знакомству…