Ведь я еще жива - Татьяна Гармаш-Роффе Страница 15

…Да, без сомнения, перед ним стояла мать Кристины. Те же золотисто-рыжие волосы, та же почти прозрачная белая кожа с легкой россыпью веснушек и глаза, которые сегодня были небесно-синими.

Да, именно так, сегодня! Он знал эту особенность глаз Кристины: они меняют цвет в зависимости от освещения, от одежды и могли казаться зелеными во всей гамме оттенков, вплоть до хаки, до цвета спелого лесного ореха, и серыми, от стального до глубокого бархата, и голубыми, от наивной незабудки до пронзительной синевы сентябрьского неба.

Мама Кристины была в джинсах и в тонком васильковом свитере-тунике, отчего ее глаза сегодня походили на сентябрьское небо.

– Я ищу Кристину, – произнес Игорь немного смущенно. – Она ведь здесь проживает?

Женщина смотрела с изумлением, словно он прямо перед ней спустился с неба на летающей тарелке.

Пауза затягивалась, и, видимо, осознав это, женщина вдруг залилась розовым румянцем. Точно как Кристина, которая по всякому пустяку то розовела, то бледнела.

Тем не менее она продолжала смотреть на Игоря широко распахнутыми глазами, не произнося ни слова. Казалось, она потеряла дар речи.

Только значительно позже Игорь понял этот внезапный ее ступор, а тогда он не придал ему значения. Точнее, просто не задумался о его причинах: ему не терпелось узнать, где Кристина.

– Простите, а вы… Вы ее мама?

Женщина кивнула.

– Так могу я поговорить с Кристиной?

– Дочка уехала… – ответила ее мать наконец. – Она вернется… через пару недель…

Игорь не знал, верить или нет. Кристина сбежала? Не позвонила, ни слова не сказала – уехала?!

Ревность снова больно прихватила его.

– Куда? Куда она уехала?!

И, видя, как мнется ее мать, он добавил язвительно и пылко:

– Или это секрет?!

– Секрет, – кивнула женщина с несчастным видом. – Она просила меня… никому не говорить…

Игорь переступил с ноги на ногу. У него было огромное желание оттолкнуть женщину, ворваться в дом и обшарить там все закоулки. Кристина прячется от него, это ясно! И почему бы не в этом доме? Зачем ей еще куда-то ехать?

Но сделать этого он, конечно, не мог.

А что он мог сделать?

Ничего.

Только уйти с достоинством. Не унижаться.

Он потрогал свой пиджак. Там, во внутреннем кармане, лежало письмо. Словно предчувствуя, что поиски Кристины не увенчаются успехом, он написал его за несколько отчаянных ночей, где говорил ей о любви, упрекал ее в малодушии и тут же прощал, умолял объясниться…

Игорь решил его не отдавать.

Он попрощался и направился к воротам. Зажужжал зуммер электронного замка: мать Кристины отворяла ему калитку. Игорю очень хотелось обернуться: казалось, что ему в спину смотрит не только ее мать, но что из-за занавески первого этажа его спину прожигал еще один взгляд…

Кристины?!

Уже взявшись за ручку калитки, он все-таки не удержался, обернулся. Мать и в самом деле стояла на крыльце и смотрела на него. А занавеска висела ровно и неподвижно.

И все же Игорю чудилось, что за ней кто-то стоит. Он знал от Крис, что отец бросил их, отчима тоже нет, – следовательно, мама ее живет одна. Кому же быть еще в доме, как не Кристине?!

Он торопливо вернулся, косясь на занавеску. Там, за кружевом, виднелись очертания фигуры. Или ему это только показалось?

Нужно было как-то оправдать свое возвращение – вот он и достал прямоугольный белый конверт из внутреннего кармана пиджака.

И потом, раз уж он потратил на это письмо столько сил и слов… Пусть оно дойдет по назначению!

– Отдайте это Кристине, ладно? – тихо сказал он.

«Когда умирает близкий человек, – писал он, – то похороны – это последнее утешение, которое остается у живых. Ты, наверное, не знаешь, Крис, но самое страшное – без вести пропавшие, потому что ты их ждешь всю жизнь, всю жизнь они не отпускают тебя.

Отпусти меня, Крис, позволь мне похоронить эту любовь. Скажи мне просто, что все кончено. И я перестану тебя ждать».

Все это Игорь рассказал шефу коротко и скупо – неуклюжими словами, потому что «уклюжие» ему отчего-то не давались, не умел он откровенничать, не умел!

Но Алексей понял. Это он рассказывал Игорю о тех душевных муках, которые испытывают родственники пропавших без вести людей. Нахождение тела, пусть даже мертвого, – уже спасение в некоторой степени от страданий, а возможность его похоронить – как отпущение души на свободу с миром.

«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется», – вспомнил он строчку из стихов. Какая непостижимая ответственность – наши слова. Они срываются с наших губ и идут по земле, незримо что-то меняя на своем пути… Когда-то, в самом начале их отношений с Александрой, он не понимал, отчего она так мучается в поисках точного, наиточнейшего слова. Только со временем до него стал доходить смысл фразы Альбера Камю, которую Саша любила повторять: Mal nommer les choses, c’est ajouter au malheur du monde.