Два путника в ночи - Инна Бачинская Страница 15

– Как Станислав? – донеслось до нее, и Римма вернулась в реальность.

– Нормально, – ответил Игорь. – По-прежнему.

– А жена после Нового года больше не приезжала?

– Не было.

«Кто такой Станислав? – думает Римма. – Брат, кажется».

Игорь как-то сказал, что у него есть старший брат, который болен, почти не встает. Она спросила, что с ним, но Игорь ушел от ответа. Старуха знает о Станиславе, значит, они достаточно близки.

– Приятельница пишет, что у них объявился новый экстрасенс. – Голос у Старухи низкий и самоуверенный. Римме видна ее худая рука, длинные пальцы унизаны кольцами. – Говорят, чудеса делает, – продолжает Старуха, – безнадежных поднимает. Давай попробуем?

– Давай. Но, знаешь, Лидусь, я не особенно им верю. Шарлатаны они все.

«Лидусь»? Римму обдало жаром. Вот, значит, как! А говорил, старинный друг семьи, говорил, дружила с братом. Станислав, кажется, служил под началом ее мужа. Что их связывает? Что их может связывать? Она же старая!

Римма сидит, не сводя глаз с двух людей, сидящих наискосок. Она видит, как Старуха кладет руку на руку Игоря…

Римме кажется, что ей публично дали пощечину. Ей хочется плакать…

* * *

…На четвертый день пребывания в Индии их повезли на остров Элефанта, что близ Мумбаи, бывшего Бомбея, на хлипком пыхтящем суденышке с командой темнокожих, почти черных, мелких, по-обезьяньи ловких, скалящих зубы индийцев в белых одеждах.

Турист Шанин, с утра принявший на грудь, тяжело ступил с деревянного причала на палубу и проломил старые доски. Тут же, словно его дернули снизу, нырнул ногой в подпалубное пространство и плюхнулся задом на палубу. Всполошившаяся команда сгрудилась вокруг толстяка, помогая ему подняться и вытащить ногу из пролома. Капитан с расстроенным лицом стоял рядом, рассматривая повреждение.

– Ну, Шанин, если б задница не застряла, ты б и дно проломил! – сказал Зоня, стоя рядом, руки в карманы брюк, наблюдая спасательные работы. – А тут же крокодилов до хрена! И акулы!

Несчастный Шанин, красный и смущенный, тащил ногу из дыры. Его жена стояла рядом, злая, тяжело дыша, и шипела:

– Куда ж ты прыгаешь, придурок! Будку наел, посмотри на себя! Перед людьми стыдно! Ни в одну дверь не влазишь!

С хохотом погрузились на «кораб» и, не торопясь, пыхтя черным вонючим дымом, поплыли на остров Элефанта, горой вздымающийся на горизонте.

В море было приятно – дул легкий бриз, светило солнце, лилась музыка «Любэ» из кассетника Интеллигента, поставленного на скамью. Вокруг суденышка резвились дельфины.

– Если, товарищи, пойдем ко дну, – трепался дурашливый Зоня, – кто спасется, спросит с Шанина. Нехай платит нашим детям!

– А ежели он сам потонет? – спрашивал кто-то.

– Кто, Шанин? – Зоня делал изумленное лицо. – Да у него ж положительная плавучесть. Мы его заместо спасательного круга! Разве что акула сожрет. Слышь, Шанин, а в тебе сколько живого веса?

Жена Шанина с ненавистью смотрела на Зоню.

На острове группа, тяжело дыша, долго поднималась по выбитым в скале древним ступенькам. Было жарко и сыро, как в сауне, одуряюще благоухали растения, усыпанные большими белыми и желтыми цветами. Верещали птицы и прыгали священные животные – обезьяны. Маленькие, размером с кошку, проворные и нахальные, они корчили путешественникам рожи, швырялись веточками и едва не садились им на голову.

– Не кормить! – приказал Игорек. – Увидят еду – сожрут всю группу. Идем не торопясь, спокойно, – говорил он, видя, как трудно подниматься толстому хромающему Шанину. – Кто устал, встаньте в сторонку, пропустите остальных вперед. В джунгли не заходить, там змеи.

Услышав о змеях, туристы, идущие гуськом по узким каменным ступенькам, ускорили шаг.

– Привезли, как на погибель, – шипела жена Шанина. – И змей полно!

Минут через двадцать схватилась за сердце Светка:

– Хана! Хорош! Помираю!

– Отдых! – объявил Игорек. – Вон площадка, давайте посторонимся, пропустим Америку!

Американцы, бодрые старички и старушки в панамах и шортах, прошагали мимо, одарив замученных туристов ослепительными улыбками и дружеским «хай!». Группа некоторое время смотрела им вслед.

– Это из-за витаминов, – сказал завистливо Зоня. – Они ж витамины жрут, как мы хлеб.

– Или водяру! – прибавил Зонин сосед по комнате, Вовчик – «мой сожитель», как называл его Зоня.

– Лучше б я в гостинице остался, идиот! – нудил Зоня. – В теньке, у бассейна, с холодным пивком!

– Так, все, отдохнули! – объявил Игорек. – Продолжаем подъем!

И пошли они дальше, задыхаясь и хватаясь за сердца, на самый верх острова Элефанта, к древнему храму, неизвестно кем и когда вырубленному в скале…

На позеленевших скользких скалах по обеим сторонам от ступенек извивались тоненькие плоские ручейки воды. Римма подставила руку – вода, текущая из сердца камня, была холодна, как лед. Увидев желтый цветок, она сорвала его и воткнула в волосы. Полная Людмила легко шла рядом с ней. Антон по-пионерски унеслась вперед, демонстрируя крепость тела и бодрость духа. Римма прикидывала: что, если купить десять шалей для «Вернисажа»… их можно распихать Людмиле и Антону… Нет, Антон может отказаться по принципиальным соображениям. Ну и фиг с ней! Кому еще? Кто не откажется? Керубино? Точно! Он вообще ничего не покупает. «Крыша поехала!» – сказал про него Зоня.

Керубино – похожий на глуповатого ангела, за что и получил свою кличку, влюбился в Индию с первого взгляда, с того самого момента, как встречающие с радостными улыбками надели им на шеи гирлянды пряных красно-желтых цветов-бархатцев. И, видимо, на всю оставшуюся жизнь. Зоня тут же сказал, что чувствует себя полным идиотом и покойником в этом венке, и содрал с себя гирлянду прямо в автобусе по дороге в гостиницу.

А Керубино проходил в гирлянде весь день и с сожалением расстался с ней перед сном. Ему нравилось здесь все: уличные фокусники-йоги, сидевшие, закатив глаза, в позе лотоса, прямо под ногами у прохожих; кобры с раздутыми капюшонами, раскачивающиеся под заунывную мелодию дудочки; острая еда, от которой у половины группы случилось несварение желудка; палочки благовоний, торчащие повсюду, – от них вся группа дружно чихала и хлюпала носами; позолоченные рога коров и, главное, женщины – смуглые красавицы с прямыми спинами, сверкающими глазами и обилием звенящих украшений.

Раскрыв рот, Керубино впитывал пестрый индийский мир, незнакомые ароматы и звуки. Он подходил к людям на улице и заговаривал с ними на ломаном английском. На его улыбку с готовностью отвечали, иногда гладили по рукам и лицу, восхищаясь гладкостью и белизной кожи. Был Керубино некрупным юношей, с круглыми голубыми глазами и вьющимися, почти белыми, волосами. Учился он в политехническом университете, и присутствовала в его характере некая мягкая юношеская восторженность, удивительная по нынешним временам. Стоило послушать, как Керубино рассуждал о любви, – обхохочешься! «И где только таких делают?» – Зоня крутил пальцем у виска.