Любопытство наказуемо - Энн Грэнджер Страница 15

После ужина мы, дамы, удалились в гостиную, оставив доктора Лефевра в одиночестве роскошной столовой с графином портвейна. Мисс Роуч вышла первой, за ней следовала сестра (их платья из тафты сильно шуршали). За ними шли мы с Люси.

Люси негромко и презрительно буркнула:

— Я замужняя дама, и я должна идти первой!

Она как будто говорила сама с собой, поэтому я не сочла нужным ответить. Нужно обладать большой смелостью, чтобы обсуждать щекотливые вопросы этикета с грозной мисс Роуч! Глядя в спину сестрам, я поняла, что обе они на добрую голову выше меня. Интересно, как они выглядели в возрасте Люси? Наверное, совсем не были похожи на свою юную племянницу!

— Скажите, мисс Мартин, — неожиданно обратилась ко мне мисс Роуч, когда мы устроились в гостиной, — каковы были ваши обязанности на прежнем месте?

— Я читала своей хозяйке, писала за нее письма, играла в вист, если не хватало четвертого игрока, — ответила я. — Иногда сопровождала ее, когда она ездила в гости.

— Вист? — Мисс Роуч снова дернула бровями. — Мы с сестрой в карты не играем. Вредное занятие, которое ни к чему хорошему не ведет!

Я посмотрела на шахматный столик, где по-прежнему стояли фигуры в неоконченной партии.

— К сожалению, играть в шахматы я не умею, — кротко ответила я.

— Ничего страшного, — сказала мисс Роуч. — Люси тоже не играет. Наш врач, доктор Бертон, посоветовал Люси больше гулять на свежем воздухе. Может быть, завтра утром вы с ней погуляете.

Все это произносилось в присутствии Люси, словно в комнате ее не было. Я едва не вспыхнула от смущения. Неужели в этом доме привыкли говорить о Люси так, будто она глухонемая или просто не в состоянии выразить свое мнение?

— Если того пожелает миссис Крейвен. — Я повернулась к Люси, надеясь, что не слишком задела мисс Роуч: — Миссис Крейвен, вы хотите завтра погулять? Мне не терпится обследовать окрестности. Может быть, вы согласитесь стать моим гидом?

— Конечно, — ответила Люси без всякого выражения. Но она бросила на меня мимолетный взгляд, в котором я заметила искру признательности.

Неожиданно подала голос мисс Фиби:

— Как приятно, что у милой Люси будет молодая спутница! — Она улыбнулась нам.

Мисс Роуч поджала губы и посмотрела на меня в упор:

— Мисс Мартин, наша семья очень почтенная и старинная. Наши предки переехали в Англию из Франции в то время, когда там жестоко преследовали протестантов. Раньше они жили в Ла-Рошели и занимали важные посты… Нашими лозунгами всегда были трезвость и усердие. — Мисс Роуч указала на потемневшую картину маслом, висевшую над камином. На ней был изображен мужчина в длинном парике и кружевном воротнике. Фон от старости и грязи казался совсем темным. — Человека, которого вы видите, звали Жан Рош; приехав в Англию, он стал называться Джоном Роучем. Его портрет написал сам сэр Питер Лели.[1]— Голос мисс Роуч зазвенел от гордости.

— Вот как, мэм, — вежливо ответила я.

Я не очень разбираюсь в искусстве, но мне портрет предка не показался шедевром. Может быть, все дело в грязи, которая скрыла самые изящные фрагменты? Впрочем, от меня не укрылся довольно распутный взгляд предка мисс Роуч; вряд ли такой взгляд приличествовал работящему и богобоязненному торговцу шелком. И все же я изобразила благоговение, понимая, что именно этого от меня ждут хозяйки дома.

— Поэтому, — продолжала мисс Роуч, довольная произведенным на меня впечатлением, — я не хочу, чтобы вы и моя племянница напрасно тратили время на досужие разговоры. Может быть, вы вместе будете читать какую-нибудь поучительную книгу.

Я едва не выпалила, что приехала сюда не для того, чтобы быть гувернанткой, но вовремя осеклась. Люси так молода. Брак и материнство, скорее всего, положили конец ее образованию. Может быть, тетке кажется, что отчасти в этом и заключается трудность и, если Люси найдет себе новые занятия, ее настроение улучшится. Так можно было наилучшим образом истолковать слова мисс Роуч. И все же я постепенно начинала понимать, зачем мистер Чарлз Роуч прислал меня в «Прибрежный». Что бы там ни происходило с Люси, сестры Роуч едва ли сумеют с ней справиться.

Доктор Лефевр вновь присоединился к нам; я от всего сердца ему обрадовалась. Он умел поддерживать разговор с дамами, не касаясь ненужных тем. Ему тоже в свой черед показали портрет кисти сэра Питера Лели. Доктор приложил руку ко рту и заметил:

— Мадам, вам очень повезло.

Затем нам поведали историю семейства Роуч, поколение за поколением. По словам мисс Роуч, все их предки были в высшей степени неподкупными и богобоязненными людьми. Превыше всего они ценили свою протестантскую веру, семейную честь и доброе имя, а также успех своего предприятия. Мисс Кристина и мисс Фиби казались достойными потомками своих богобоязненных, но лишенных чувства юмора предков. Я снова покосилась на портрет джентльмена над камином. Наверное, из-за усталости мне показалось, что его распутный глаз мне подмигнул. Как будто советовал мне не слишком-то верить всему, что здесь говорят.

Ровно в половине десятого мисс Роуч встала; следом за ней поднялась ее сестра.

— Мы рано ложимся спать. Разумеется, к вам, доктор Лефевр, это не относится.

Из этих слов следовало, что мы с Люси также обязаны ложиться рано.

— Я, наверное, прогуляюсь перед сном по парку, — сказал доктор. — Может быть, даже выйду на пляж.

— Как хотите, — сухо ответила мисс Роуч.

На самом деле я вовсе не жалела о том, что меня посылают спать. День выдался длинным и трудным, и глаза у меня слипались. Вошла Уильямс с подносом, на котором стояли свечи. Газа в «Прибрежном» не было; внизу вечером зажигали керосиновые лампы. Похоже, в спальне придется обходиться свечкой… Каждому выдали по одной.

Поднявшись на второй этаж, сестры Роуч повернули налево. Мы с Люси повернули направо и пожелали друг другу спокойной ночи у ее двери, расположенной рядом с моей. Я невольно подумала, что меня сослали в детскую. Я не знала, где поместили доктора Лефевра, но была уверена, что в левом крыле, чтобы мисс Роуч могла слышать, когда он приходит и уходит. Судя по всему, доктор холост; в столь почтенном доме холостяка не поселят рядом с незамужней девицей вроде меня или хорошенькой замужней дамой, чей супруг надолго уехал в Китай.

На столе в углу моей комнаты стоял бювар розового дерева, инкрустированный слоновой костью. Увидев его, я вспомнила, что обещала написать Бену, как только приеду на место. Махнув рукой на усталость, я раскрыла бювар, где нашла хорошую бумагу, перья и чернила в чернильнице с серебряной крышкой. В самом деле богатый дом! Даже в спальне для гостей поставили хороший бювар на тот случай, если гостю захочется написать личное письмо.