Царская экспертиза - Ольга Ракитина Страница 15

Алексей Иванович Шумилов вернулся в Ростов — на — Дону даже на день ранее, чем планировал. В Петербурге всё сложилось столь удачно, что он справился со своими делами практически за одни сутки. На следующий день после обеда у Фердинанда Третьего он забежал в свой кабинет в «Обществе поземельного кредита» и из реестра «закладных листов» выписал пару дюжин вариантов заложенных участков, могущих теоретически представить интерес для Максименко. Это всё были крупные поместья с оценочной стоимостью более ста тысяч рублей; кредиты под их залог должны были быть погашены в течение ближайших двух месяцев, однако, владельцы этих земель уже уведомили «Общество» о том, что, скорее всего, выкупать их не станут. Это означало, что в скором времени эти поместья окажутся выставленными на торги.

Уже дневным поездом Шумилов отправился в обратный путь. Дорога с севера на юг через пол — России немало развлекла его. Уютное отделение в пульмановском вагоне с диванами, постепенно меняющийся пейзаж за окном — от мрачных псковских ельников до светлых берёзовых перелесков к югу от Коломны — а главное — приятный попутчик, оказавшийся доктором из Екатеринодара, скрасили Алексею Ивановичу сорокачасовое путешествие. Доктор оказался человеком вдумчивым и наблюдательным, кроме того, обладал несомненным даром рассказчика и поведал Шумилову много интересного о последних достижениях современной медицины от психиатрии до гомеопатии. Попутчик оказался кладезью всевозможных любопытных знаний; был он хоть человеком немолодым, но неугомонным, ему было всё вокруг интересно. Узнав, что Шумилов юрист, он принялся с жаром обсуждать преимущества и недостатки суда присяжных и всей отечественной судебной системы; оказалось, что он следит за всеми громкими судебными процессами в Москве и Петербурге. Распростившись с ним в Ростове, Алексей Иванович ощутил лёгкую грусть: живёт такой вот самый обычный доктор в провинции, безропотно тянет свою лямку, в любую непогоду безоговорочно срываясь к больным и страждущим, безо всякого пафоса делает большое и нужное дело, оставаясь оптимистом, неугомонной душой… Побольше бы таких людей России, глядишь, и жизнь вокруг совсем иной бы стала…

— Алёша приехал! — радостно бросился навстречу вошедшему на террасу брату Димка. — А мы всё гадали, когда вернешься. Я хотел было поехать на вокзал к петербургскому скорому, да мама сказала, что наверняка только завтра появишься.

— У меня, братец, строгое приказание: как приедешь, немедля везти тебя к Александре Егоровне. Мне за тебя досталось, — похохатывая, говорил Сергей, обнимая брата, — наша Дульцинея шибко обиделась, что ты сорвался в Питер, не сказав ей ни слова, не простившись.

— Даже так? То есть я как бы сделался обязан уведомлять её о своих намерениях… А ведь я ей говорил, что должен буду поехать в Питер, просто не сказал, когда именно.

Сергей посмотрел на Алексея уже без усмешки, внимательно.

— Вижу, что — то случилось в столице? Настроение… какое — то не то…

— Всё расскажу. Чуть позже. Вот пойдем купаться…

Спустя пару часов братья сидели на мягкой травке у воды, на их любимом донском берегу, где над водой простёрла свои сучковатые ветви старая ива. Вода мягко накатывала на песчаную отмель, шевеля мелкие камушки и поднимая песчинки. На неё можно было смотреть бесконечно, и эта ритмичность навевали состояние умиротворения и отрешённости. Вот только настроение у Алексея было весьма далёким от благостного. Он подробно рассказал старшему брату о поездке и признался в своих крепнущих подозрениях.

— Мне вполне по силам устроить для Александры Егоровы красивую комбинацию по покупке земли с дисконтом. Но для этого я должен быть уверен в её человеческих качествах.

— Не вижу связи одного с другим, объясни, — попросил Сергей.

— Объясню на примере. Скажем, шесть лет назад некий князь решил взять в нашем «Обществе» кредит под залог имения. Имение большое, окультуренное, там и запруда с зеркальным карпом, там и строевого леса двадцать тысяч десятин, и пасеки, и прекрасный дом, да не один, другими словами, чёрта лысого разве что нет. Всё это богатство оценивается нашими специалистами, скажем, в четыреста тысяч. Князь получает кредит на сорок процентов от оценочной стоимости, то есть сто шестьдесят тысяч со сроком погашения через шесть лет. Процент для нас неважен, поскольку князь в пух и прах проигрывает деньги в Ницце и возвращать деньги не собирается, о чём за полгода официально нас уведомляет. Итак, в распоряжении «Общества» оказывается прекрасный надел, который пойдёт на торги для погашения возникшей со стороны князя задолженности. Перед его постановкой на продажу на место выезжает представитель «Общества» для того, чтобы оценить нынешнее состояние заложенного имения. И тут начинается самое интересное…

— Я слушаю, продолжай.

— Этот представитель может формально подтвердить оценку шестилетней давности. А может написать, что за прошедшие годы дамба пришла в негодность и запруда спущена, никакого зеркального карпа нет и в помине. Разрушение запруды привело к заболочиванию обеих берегов реки и выключению из землепользования, скажем, четырёхсот десятин пойменной земли. А может и восьмисот. Княжеские хоромы обветшали, к жилью непригодны и требуют ремонта. Строевой лес вообще порубили окрестные мужики, так сказать, поворовали, да пожгли, подлецы, и теперь его там не двадцать тысяч десятин, а хорошо если двенадцать осталось. Короче, надо пересмотреть оценку в сторону понижения. И возникает тот самый дисконт, который сможет поймать новый владелец этого поместья. Если дисконт двенадцать процентов, то от четырёхсот тысяч это составит сколько?.. Правильно, сорок восемь тысяч рублей, но ведь можно написать и двадцать процентов, и двадцать пять. Все в нашем «Обществе» прекрасно понимают, что означает подобная переоценка, но закрывают глаза, поскольку с таких операций каждое ответственное лицо что — то получает. И должен сказать, что члены нашего Правления постоянно проводят такие сделки.