Саваоф - Светлана Чехонадская Страница 15

Но формула найдена не была. Точнее, была — и была полезной, великой, замечательной, как и все предыдущие, очень простые по сравнению с ней, но от этого не менее полезные и великие — но все-таки она оказалась проходной и как бы горизонтальной. То есть открывающей мир не вглубь, а вширь. Как та истина, о которой я прочитала в старом журнале и над которой хохотала вечера три.

Один человек узнал, что под влиянием каких-то таблеток можно понять Истину — главную Истину жизни. Он нашел эти таблетки, наглотался их, и Истина, действительно, открылась ему. Так он делал неоднократно, но всякий раз после пробуждения забывал ее. Тогда гражданин решил схитрить: рядом с собой он положил бумагу и ручку и только после этого проглотил свои таблетки. Главная Истина жизни снова открылась ему, и на этот раз он записал ее. А когда пришел в себя, то прочитал на бумаге: «Банан большой, а кожура еще больше».

В последние пару десятилетий люди устали читать подобные истины на своих бумажках (точнее, на экранах — бумага теперь встречается очень редко), но каждое новое открытие — это открытие о банане и его кожуре.

Всплеск интереса ко всему потустороннему — видимо, следствие этой усталости. Люди словно хотят перепрыгнуть через свое непонимание, выйти из горизонтального мира: не ввысь, так хотя бы вглубь, они похожи на взбунтовавшихся персонажей картины, догадавшихся, что, несмотря на дивное мастерство художника, она все-таки двухмерна. Они верят, что мир вокруг картины имеет дополнительные измерения: «Мы же не случайно родились с догадкой об этом!» — таков их довод. Слабоват, считаете?..

Лет тридцать пять назад увлечение мистикой получило дополнительный импульс: было доказано, что уже в нашем мире существуют предметы, не зависящие от времени и пространства. То есть они могут находиться в разных точках в одно и то же время или меняться местами, не обращая внимания на гигантские расстояния. Это пришло из физики, и вначале на таких вопиющих нарушениях всяческих природных законов поймали самых маленьких — электроны, что ли, но потом заговорили о биополе и его способности улавливать, благодаря этим малышам, то, что происходит за тысячи километров. Какой-то деятель научился измерять происходящее и даже запечатлевать его. В этот период стали модными снимки собственного биополя: я еще помню квартиру, где жила ребенком: там, в кабинете покойного отца, висели цветные снимки его и маминой ауры: она повторяла их контуры, но у него в одном месте была рваной. Между прочим, в области желудка. Правда, из-за того что отец не любил завтракать, он часто болел гастритами...

Когда мне исполнилось десять, некие элементы ауры были расшифрованы, в частности, удалось определить, что красноватый цвет в области локтя означает способности к музыке, и прежде всего, к игре на флейте. Люди, которых считали целителями и экстрасенсами, имели зеленоватое свечение у мизинца — но не все, а лишь семь процентов. Почти наверняка выявлялись психические заболевания — криво полыхающей короной, похожей на солнечную, только тускло фиолетового цвета — но как раз это не сильно заинтересовало экспериментаторов, поскольку психические заболевания умели выявлять и без того, причем на самых ранних стадиях — по анализу крови. Но в общем пользу это открытие принесло (точно не помню, какую именно), и снимки ауры красиво смотрелись на стенах. Интерес к ним, впрочем, потихоньку прошел.

Спустя несколько лет научились распознавать поля неживых предметов. Они были совсем слабыми, другими по своей структуре — как бы зернистыми, а не такими, как огонь — но они все-таки были, и это, откровенно говоря, запутывало и утомляло.

Но тут оказалось, что существуют человеческие ауры без людей. Я тогда училась на последней ступени, и уже хорошо помню, как об этом объявили. Обнаруженные биополя были явно человеческими: они так же были подвижны, менялись, словно бы огорчались чему-то или радовались.

Чего только о них не писали! И то, что это души умерших, и то, что это ангелы, и что это создания параллельного мира, недоступного нам физически, и даже то, что это души механизмов, тех, что уже обладают искусственным интеллектом. Первое время, наслушавшись новостей, я вздрагивала от сильных порывов ветра — мне казалось, что эти ребята касаются моего лица своими фиолетовыми краями. Но потом привыкла.

Я долгое время склонялась к тому, что эти биополя принадлежат душам умерших — но умерших каким-то особым образом и, возможно, особым образом погребенных. Иначе невозможно объяснить тот странный факт, что в нашей стране этих ребят больше всего в одном городе. В нем они просто кишат, и этот город — Санкт-Петербург. Еще лет в двенадцать, проезжая на экскурсии по пригородам Санкт-Петербурга, я видела роение, которое объясняла начинающимися сумерками, особым составом морского воздуха, своей впечатлительностью по поводу блокады, бывшей здесь сто пятьдесят лет назад, чем-то там еще, и это роение не было веселым полетом пчел за нектаром — это было медленное и ужасное движение теней вокруг одних и тех же мест, движение, передающее мне нечеловеческую тоску.

Мой одноклассник, поклонник идей Платона, позднее уверял меня, что это — идеи прекрасного; матрицы, по которым создан город. Мы тогда чуть не подрались.

Наука же, в отличие от нас с ним, не смогла определить происхождение биополей-призраков, и их оставили в покое.

А вот увлечение мистикой не прошло. Оно даже переживает свое второе рождение (наверное, не второе, а миллионное?), только стало более наукообразным. Цвета биополя трактуются так же, как линии руки, как знаки зодиака, как имена — на основании уже известных прецедентов. «У него тоже было розовое свечение вокруг уха перед тем, как все утонули, а он один выжил!» — таково основание для разрешения плыть. И как доказать, что это недостаточное основание? Утонуть?

...Моя первая реакция на увиденное в программе «Саваоф» была ужасной. Я плохо спала в ту ночь и впервые за десять лет даже не смогла поговорить об этом с мужем.

Мы все сделали вид, что посмотрели юмористическую передачу — такую, с черным юмором, но все-таки несерьезную. И в самом деле, «Саваоф» показал нам версию произошедшего две недели назад. Ложную версию. Ее содержание было неприятно, но менее неприятно, чем, скажем, для актера увидеть свою смерть на экране. Правда, более неприятно, чем плохой сон.

Алехан тоже был очень расстроен.

— Ничего не понимаю! — повторил он несколько раз.

— Да ладно, не переживай! — покровительственно сказал ему Антон. — Ты, что ли, ее разработчик? Это им бы надо руки повырывать.

— Нет, Антон, обычно все очень логично! И изменения, если их делаешь и если они не кардинальные, всегда приводят к еле заметным последствиям. Вообще-то это игра для тех, кто любит нюансы...

— Ничего себе нюансы! — вмешалась Марианна. — А если бы эту хренотень мы посмотрели сразу после ссоры? Это с каким настроением люди бы домой пошли?

Елена молча поежилась.

— Перестаньте! — сказал Антон. — Это все-таки неправда. Слушай, а может разработчики «Саваофа» решили таким образом заинтересовать потребителя? Ты ведь говорил, что участвуешь в эксперименте.