Дитя лета - Луанн Райс Страница 15

– Спасибо, друг, – написал он. – Моя сестра будет очень благодарна. Вы классные пацаны… сейчас утрясу с ней, чтоб уж точно. (Она не согласится на благотворительность.) Попробую утолкать ее – ну, там, племяннику нужна медицинская помощь, все такое…

Пока он набирал текст, пришло еще несколько отзывов:

– Сестра Секретного Агента – наша сестра!

– У твоей сестры есть один старший брат, понял? Я первый – вот 100$. Жаль, что больше не могу…

«И мне тоже жаль», – подумал Секретный Агент. Он просмотрел имена участников форума. В поисках Авроры… Где ты? Куда ты ушла? Ты думаешь, можно скрываться вечно?

Вот что могло бы все окупить сполна: найти свое и вернуть домой.

* * *

Был вечер пятницы, Лаэм заработался допоздна. Он проводит в офисе слишком много времени, он это понимал. Вот уже девять часов вечера, а небо еще совсем светлое – в северные широты пришло лето. Ум готов продолжать работу, но тело подсказывает совсем иное: что он устал, проголодался, и его обуяла острая тоска, с которой, казалось, давно покончено.

Нужно просмотреть уйму данных; на этой неделе акулы в местных водах сильно активизировались. Лаэм вошел на сайт «Сообщения о хищниках», созданный специально для наблюдения за прибрежной полосой и нападениями акул. Обычно на этом сайте содержалась информация о тюленях, тунцах и сельди, иногда о дельфинах и китах. Но вчера поступило сообщение о нападении белой акулы от человека, занимавшегося серфингом к востоку от Галифакса.

Лаэм прочел заметку. Конечно же, доска была желтая. Людей, которые пользовались для серфинга досками желтого цвета, называли «ням-ням». Акулы замечали их снизу, путая продольную форму и бледный цвет со своим любимым лакомством – тюленем. По отметке от чудовищного укуса зубов радиусом в четырнадцать футов Лаэм предположил, что имеет дело с молодой белой акулой. В заметке говорилось:

«Я ничего не видел до тех пор, пока акула не нанесла удар. Она взмыла прямо вверх и поддала доску с такой силой, что я взлетел в воздух. Я взглянул вниз и увидел, как из воды высунулась морда акулы с доской в зубах. Я шлепнулся прямо к ней на спину, стукнувшись о спинной плавник, высота которого составляла по меньшей мере восемнадцать дюймов. Я соскользнул в воду и почувствовал еще один удар – под мышку. От этого мой костюм порвался. Я решил, что пришел конец. Но акула неожиданно ушла в глубину и исчезла в волнах».

Слова говорили сами за себя; Лаэму показалось, что он сам был там, видел, как акула рассекала поверхность, видел, как из моря поднялся гигантский спинной плавник. Он закрыл глаза; ему вспомнилась первая и самая чудовищная встреча с хищником, спинной плавник которого напоминал черный парус дьявольского судна. Вода окрасилась в багровый цвет… Он открыл глаза и увидел, что тьма наконец опустилась на воду и растеклась по ее поверхности, смыв кровавое видение.

Лаэм сделал пометки, записал имя и адрес очевидца. Посмотрел на часы: может быть, позвонить ему и прямо сейчас закончить доклад? Но было уже десять минут десятого, и он отказался от этой затеи. Не только из вежливости; просто ему надоело быть идиотом, который постоянно работает, надоело быть кем-то, кто помешан на акулах и их нападениях, на людях, сумевших и не сумевших пережить столкновение с хищником.

Он закрыл компьютер, встал и потянулся. Выключил свет, запер дверь, вышел из офиса в большую прихожую старого дома Текумзеи Нила. Причудливый старый светильник испускал мягкий, приветливый свет, омывая стены с развешанными на них работами; в основном это были вышивки Лили, но пару рисунков выполнила Роуз. Лаэм спокойно стоял в лучах света и глядел на вышивки. Его не покидало ощущение, что этот центральный холл был самым теплым местом из всех, какие он знал. «Дом там, где находится сердце», – прочел он на одном из полотен Лили. Как странно – заканчивать работу, идти домой и тем не менее чувствовать, что этот холл – совсем пустой, если не считать того, что висело на стенах, – был по-настоящему тем местом, где находилось сердце.

Выйдя на улицу, где царили глубокие сумерки, он направился к автомобилю. Из их фамильной гостиницы доносились знакомые, романтические звуки музыки. Он помедлил, раздумывая, но оркестр так и манил его к себе. Кухня скоро закроется, но он знал, что всегда может рассчитывать на то, что ему перепадет что-нибудь поесть. К тому же можно еще раз навестить брата, чтобы удостовериться, что все готово к дню рождения Роуз, который состоится завтра….

Он перешел тихую улицу и пошел на музыку вверх по каменной лестнице к извилистой дорожке, пересекающей длинный зеленый склон. Белые расставленные попарно кресла были повернуты к заливу; в них сидели люди, любуясь последним закатным сиянием и постепенным появлением звезд. В небе мелькнула сова и скрылась за гостиницей в сосновом лесу, за которым находился над городом дом Лили.

Казалось, гостиница была полностью заселена в эти ранние летние выходные, Афиша рекламировала «Бору – ансамбль кельтской музыки с острова Принца Эдуарда». Задержавшись в проеме дверей, Лаэм слушал гитару, скрипку и духовые. Он услышал, как мимо него прошуршала пожилая тетушка Камилла, направляясь в столовую. Он отступил в тень, не имея никакого желания встречаться с семейным патриархом.

– Какими судьбами тебя сюда занесло? Я уже забыла, когда видела тебя здесь последний раз на семейном ужине, который у нас всегда бывает по пятницам…

Лаэм обернулся и лицом к лицу столкнулся с Энн, женой Джуда. В то время как на Джуда были возложены обязанности начальника флота, капитана и китобоя, Энн занималась другой частью семейного бизнеса – гостиницей. Она с равным блеском управлялась и с людьми, и с помещениями, и содержала все в превосходном состоянии с неизменным положительным сальдо. Лаэм знал, что родители и прародители преисполнились бы гордостью за нее. Камилле оставалось только нехотя мириться с ее талантами. Сама Камилла была уже не та, с тех пор как умер ее муж на пути в Ирландию к тамошним корабелам по делам своей китобойной флотилии.

– Хорошо играют, – сказал Лаэм.

Я прослушала и знаю все группы от Кейп-Хок до Квебека, – ответила Энн. – Здесь много хороших музыкантов, но в этих ребятах есть что-то особенное – слушая их музыку, я вдруг испытала желание снова влюбиться. Лаэм рассмеялся:

– У вас с Джудом, похоже, юбилей на носу – сколько бишь там – двадцать лет совместной жизни?

– А что дурного в том, чтобы влюбиться в собственного мужа? – удивилась она и, нежно ущипнув Лаэма за руку, добавила: – Я тут слышала, что на тебе лежит вина за то, что он завтра работает, – первая суббота за штурвалом уж и не помню за сколько лет.

– Понимаешь, здесь нужен очень опытный человек…

– Это чтобы справлять день рождения? – поддразнила Энн. – Полагаешь, девятилетние девочки поднимут бунт на корабле? Или их матери…

Лаэм представил, как Роуз, опустив голову, сидит на городской площади и изо всех сил старается дышать. Сердце его сжалось, когда он вспомнил, как холодна была ее маленькая ручка, какая мольба стояла в ее глазах.