Эшафот забвения - Виктория Платова Страница 15

– Много, – устало сказала я.

– Сорок? Сорок пять? – На большее он не решился.

– Примерно.

– Ничего, что я на “ты”? – Дядя Федор ухватил в горстьсвой собственный нос и вопросительно уставился на меня.

– Ничего.

Должно быть, я действительно очень сдала за последнее время,да и моя седина может ввести в заблуждение кого угодно…

– Наверное, в молодости у тебя была уйма поклонников, –решил польстить мне дядя Федор.

– Они все умерли. – На этот раз я сказала правду.

– Ну, ничего, в сорок пять баба ягодка опять. Найдемтебе подходящего старичка из числа матерых эпизодников. Здесь такого добранавалом – на все случаи жизни. Все кафе засидели, как мухи.

– Федор, – я предупредительно подняла палец, – незарывайся!

– Все, больше не буду. Лучше выпьем за процветаниеотечественного кино!..

* * *

… – Это ты, Ева? – как всегда, встретил меня Серьга, стоиломне только открыть дверь.

– Да. Это я. – Отныне никаких псевдонимов, ежедневныеигры в актрис закончились так же внезапно, как и моя прежняя жизнь в качествеработницы видеопроката. Не будет больше ни Анук Эме, ни Роми Шнайдер, ни дажесоблазнительной дурочки Мэрилин.

– Ты почему так долго?

– Мне нужно кое-что сказать тебе. Серьга. – Егонеобходимо подготовить к переменам в моей жизни, неизвестно, как отнесетсямаленький мариец к моей начинающейся карьере ассистента.

– Щто случилось? – Неистребимый марийский акцент,мягкое "щ” моментально вылезли наружу – Серьга насторожился. Я нечастобаловала его такими заявлениями.

– Давай пообедаем, а потом я тебе все расскажу. Пока яготовила обед. Серьга мрачно крутился вокруг меня на своем кресле, выписываясамые невероятные виражи. К еде он так и не притронулся и трижды мстительноуронил ложку. Каждый раз я молча поднимала ее, аккуратно мыла и снова совалаСерьге в руки. После четвертого раза моя кротость дала трещину.

– Если не хочешь есть – так и скажи.

– Не хочу. Этот хрен Бубякин тебя подснял, я так изнал. Этим и должно было кончиться. Кому охота возиться с инвалидом и делатьвид, щто периодически впадаешь в нирвану.

– Не говори глупостей.

– Странно, щто ты вообще так долго продержалась.

– Я никуда не ухожу.

– Тогда щто такого ты хотела мне сказать?

– Я получила работу. У Анджея Братны. Ассистентрежиссера по работе с актерами. Как тебе такой поворот сюжета?

– Фиговый поворот. Мне не нравится.

– Там хорошо платят.

– И запупыривают тоже хорошо, в укромном уголке подлихтвагеном. Знаю я все эти киношные штучки, сплошная порнуха, – склочно заявилСерьга, – и вас, баб, знаю как облупленных.

– Нам нужны деньги.

– Птицам деньги не нужны, – продолжал упрямитьсяСерьга.

– Я делаю это ради нас с тобой. – Это было почтиправдой, если не учитывать мой собственный, внезапно возникший острый интерес кБратны. – Подкопим денег… Мы же хотели съездить к тебе домой летом. – “Домойлетом” было убийственным аргументом, сразу же разрушившим хлипкую оборонуСерьги.

Многочисленная родня Серьги, долгое время сидевшая на еготонкой жилистой шее, в одночасье потеряла кормильца и теперь влачила жалкоесуществование в глубине марийских лесов. Бедственное положение родственниковсводило Серьгу с ума, но ничем помочь им в нынешнем своем состоянии он не могМало того, его увечье каким-то странным, языческим образом подточило весь родКаныгиных: его сестра, так удачно вышедшая замуж за непьющего агронома,медленно угасала от лейкемии, дядька потерял правую руку на совхознойлесопилке, а двоюродный братан Борьша угодил в колонию за мелкое хулиганство.

– Ну, раз пошла такая пьянка, я тоже должен тебекое-щто сказать. Хотел сюрприз сделать, да ладно… Гошка Полторак меня на службупристраивает.

Я удивилась, что впечатлительный, непорочный, как голубь,режиссер-документалист все еще жив, и искренне порадовалась за Гошку.

– Больше не буду виснуть мертвым грузом на твоих шейныхпозвонках…

– Серьга!..

– Молчу-молчу. Ты знаешь, щто он снимал последниеполгода? Службу телефонной помощи самоубийцам.

Теперь страсть чернушника Полторака к суициду становиласьболее-менее понятной: с кем поведешься, от того и наберешься.

– Я думала, что самоубийцам уже ничто не может помочь.

– Ладно тебе, юмористка! Словом, захотел человечек изокошка сигануть, но сомневается, нужно ли это делать в отсутствие благодарныхзрителей. Тогда он снимает трубочку, набирает номер и пристраивается кслушателям – Господи, Серьга, откуда такой цинизм?

– Не цинизм, а правда жизни… Ну а там нашего человечкавполне профессионально от этого черного дела отговаривают, шепчут на ухо: вашажизнь еще нужна мировой революции, а если будете бузить – похороним вас зацерковной оградой…

– И срабатывает?

– Когда как. Это вообще кризисный центр, пара-тройкапрестарелых сучек с высшим психологическим образованием… Внучатым племянникамноски вяжут, а между делом с людями о превратностях судьбы базарят, рекомендуютвместо петли дешевый египетский курорт Хургаду.

– Ну а ты туда каким боком?

– А Гошка рассказал про меня, щто есть такойзамечательный слепой инвалид, который от жажды жизни изнемогает и полонсдержанного оптимизма.

Я не удержалась и поцеловала Серьгу в макушку.

– Вот только приставать ко мне не надо… Ну, и ещезадвинул – сказал, что я благотворно влияю на людей и вообще большой забавник.

– Откуда ты только таких слов понабрался. Серьга?

– Радио слушаю… В общем, они заинтересовались исобираются меня пристроить в службу. После соответствующей подготовки, конечно.Усвою щто-нибудь из психологии, нужную литературу проштудирую и буду людейспасать. Все лучше, чем по квартире километры накручивать в гордом одиночестве…Как тебе такая мысль?

– Это главная мысль дня, друг мой.

– А ты, значит, в кибенематограф подалась?

– Что-то вроде того.

– Ну, и как тебе этот режиссеришка?

– Еще не знаю. Похоже, он тоже большой забавник, – япостаралась уйти от ответа как можно элегантнее, – но, главное, у нас будутденьги…

Остаток дня я рассказывала Серьге о студии, о дурацкомрабочем названии картины, о кинопробах, которые так изящно провел Братны, обактерах, которые были отбракованы совершенно замечательным образом. Серьгаслушал меня с ревнивым любопытством непосвященного: после окончания ВГИКа он ниразу не работал в большом кино, хотя и имел диплом художника-постановщика. Я довольноживо описала все, за исключением клептоманских замашек Братны: они моглипотрясти хрупкое воображение Серьги. Серьга Каныгин был безнадежно честнымчеловеком.