Заговор дилетантов - Елена Хорватова Страница 15

Прошелестев оборками крахмальной блузки, барышня ненадолго удалилась и привела вместо Крюднера уже знакомого мне управляющего фирмой. Но подобная замена мне лично не показалась равноценной.

— Вы можете быть свободны, фрейлейн Эмилия, — бросил управляющий по-немецки новой секретарше (неужели он полагал, что, худо-бедно отучившись в гимназии, я не пойму что такое фрай зайн?) и добавил уже по-русски: — Чем могу служить, господа?

Я не видела никакого толка в его услугах, так как интересовала меня беседа с Крюднером, о чем я прямо и объявила:

— Видите ли, господин управляющий, нам было бы желательно переговорить с вашим хозяином по чрезвычайно важному делу.

— Важному для вас или для господина Крюднера?

— Надеюсь, господин Крюднер тоже сочтет его важным, хотя и для нас это не пустяк.

— Простите, сударыня, но я не уверен, что господин Крюднер захочет вас видеть, — высокомерно ответил управляющий. — Может быть, вы все же соизволите изложить свое дело мне?

Я сочла ответ управляющего совершенно недопустимым и с трудом поборола в себе желание вопросить ледяным голосом — за кого он, собственно, меня принимает, если считает, что может позволить себе подобный тон?

Но от риторических вопросов, направленных на то, чтобы уязвить совесть противника, обычно бывает мало толку. Лучше избрать другую тактику.

— Я уже заметила, что в этой конторе служат на редкость приветливые люди, — мой тон был обезоруживающе незлобивым, даже почти ласковым. — Но поскольку мадемуазель Танненбаум, в судьбе которой я принимаю участие, по-прежнему не дает о себе знать, то я не уйду из этого дивного места, не побеседовав с вашим шефом и не получив исчерпывающих сведений об означенной девице. Вы можете попробовать выгнать нас, но предупреждаю, без громкого скандала это вам не удастся, да и после я не успокоюсь. Может быть, московских репортеров заинтересует загадочная история исчезновения молодой девушки, которую перед тем непонятно на каком основании выгнали со службы на улицу, как вы думаете? Такая трагичная история гонений на бедную сироту и возможного доведения бедняжки до последней черты — для субботних выпусков газет настоящий подарок. Дамы будут рыдать, читая, как жестокий хозяин лишил бедняжку куска хлеба. Славная реклама фирме господина Крюднера, не так ли? Многие радуются, когда название их предприятия мелькает на страницах газет…

— Успокойтесь, мадам! — управляющий сменил тон и заговорил с примиренческими интонациями. — Я посмотрю, что смогу для вас сделать…

— Да нет, господин управляющий, это я посмотрю, что вы сможете для нас сделать, — не желала сдаваться я.

— Видите ли, господин Крюднер никого не принимает, потому что он болен.

— Ну, внезапная болезнь — это широко распространенный предлог для дипломатичного отказа нежелательным визитерам.

— В данном случае это вовсе не предлог. Господин Крюднер ранен.

— Неужели на него напали несправедливо уволенные с фирмы служащие? — подал наконец голос Михаил. — Какое несчастье! Надеюсь, господин Крюднер не сильно пострадал в этой стычке?

Управляющий буквально передернулся.

— Ваши шутки совершенно неуместны, господа. Шеф проводил в лаборатории эксперименты со взрывчатыми веществами. Один из этих опытов оказался не вполне удачным.

Мне стало стыдно.

— Мы выражаем господину Крюднеру наше сочувствие, но все же просим напомнить ему, что мадемуазель Танненбаум бесследно исчезла и любые сведения о ней для нас чрезвычайно важны. Попросите хозяина, господин управляющий, если только он в силах, уделить хотя бы пару минут беседе с нами. Не будем использовать высокопарные слова, но, боюсь, в данном случае речь идет именно о жизни и смерти, как это принято называть…

Управляющий проследовал в свой кабинет и снял трубку с телефонного аппарата. Сквозь неплотно прикрытую стеклянную дверь доносились отрывистые фразы:

— Да, господин Крюднер. Да, господин Крюднер. Нет. Эта дама, я имею в виду владелицу пансиона «Доброе дело», здесь. Да-да, именно так. Ничего не могу поделать. Она настаивает на встрече с вами. Речь идет о фрейлейн Танненбаум. Исчезновение девицы вызвало большой переполох. Да, я говорил об этом, но мадам настаивает на своем. Ничего не могу поделать. Да, господа, прибывшие по поводу Лидии, сейчас в конторе. Они ждут. Слушаюсь. Слушаюсь. Полностью согласен с вами. Я все передам.

У меня на мгновение мелькнула короткая мысль — странно, что он говорит с Крюднером по-русски, если даже пишбарышне отдает распоряжения по-немецки. В других обстоятельствах я подумала бы, что управляющий играет на зрителя, желая, чтобы визитеры непременно уловили суть его телефонной беседы с хозяином. Но сейчас ведь в этом не было особого смысла.

— Господин Крюднер согласился принять вас, — торжественно объявил управляющий. — Только прошу вас подождать, господа. В настоящее время у хозяина важная деловая беседа с адвокатом.

Ну что ж, раз так, значит, ранение Крюднера не отличается особой тяжестью — человек, сраженный недугом, не решает важных вопросов с адвокатом, в крайнем случае — с нотариусом, которому диктует последнюю волю, но на это не похоже…

Наше ожидание тянулось бесконечно долго. Прибыли мы с Михаилом в контору в сумерках, а потом за окном стемнело, зажглись фонари, унылый осенний дождь застучал по окнам… Накрахмаленная барышня закончила работу, зачехлила «ундервуд», накинула плащ и ушла.

Наконец, когда я уже стала терять всякую надежду, нас пригласили пройти к господину Крюднеру.

Управляющий провел нас из конторы во внутренний двор, по усыпанной гравием дорожке мы пошли куда-то в глубь обнесенного высоким забором участка и вскоре увидели просторное здание, незатейливая архитектура которого напоминала небольшую провинциальную тюрьму, включая все необходимые аксессуары, вплоть до решеток на окнах.

Впрочем, раз в лаборатории проводятся опыты с взрывчатыми веществами, может статься, — решетки и запоры отнюдь не лишняя мера предосторожности, случайные люди не должны иметь никакого доступа к взрывчатке…

— Здесь находятся лаборатории и мастерские, — пояснил управляющий, — а также кабинет хозяина. Прошу вас, входите.

Внутренние интерьеры здания со стенами, выкрашенными унылой темно-синей краской, напоминали тюрьму не меньше, чем его фасад. Малоприятное местечко! К тому же воздух был насыщен ароматом керосина и каких-то сложных химикалиев, не добавлявших помещению уюта.

Управляющий попросил нас подняться на второй этаж, где находился кабинет господина Крюднера. Мы пошли наверх по крутой металлической лестнице, противно грохотавшей под ногами. В узкий коридор второго этажа выходило несколько дверей, одна из которых вела в кабинет хозяина.

Кабинет был, пожалуй, единственным помещением, претендующим на некоторое изящество, впрочем из-за скудного освещения детали интерьера рассмотреть было невозможно. Электрическая люстра под потолком не горела, а единственная керосиновая лампа, стоявшая на боковом столике, не способна была полностью разогнать тьму, хотя и вносила свою скромную лепту в общее керосиновое благоухание.