Два Обещания - Даша Самсонова Страница 15

До психиатрической клиники, носящей романтическое название “Голос лесов”, Николас и Рассел добрались за два часа. Высокий кирпичный забор казался нескончаемым, охватив огромную территорию. Напарнику не пришлось сигналить, ворота распахнулись сами, приглашая прибывших вовнутрь, словно их тут давно ждали. Николас не мог поверить глазам, в воображении он рисовал психиатрическую клинику на окраине Одары как мрачное, полузаброшенное место, но ограждение скрывало вовсе не площадку для заключенных, а живописный парк. Повсюду росли сосны – уцелевший участок леса, даже в салон автомобиля проникал знакомый с детства запах хвои. На газонах, по обе стороны от ведущей к зданию дороги, были аккуратно высажены цветы. При виде фонтана, в бассейне которого открывали рты откормленные карпы, Николас подумал, что Ероман, должен быть, счастлив оказаться здесь после тюремной камеры. А когда Николас сам ездил в отпуск за счет Дженны? И все же стоило напомнить себе: каким красивым бы ни казался “Голос лесов” – это учреждение, где вправляют мозги. Навряд ли для психов имеют значение все эти ухоженные газоны, тропинки, дубы… Как часто их вообще выпускают гулять?

Главный корпус клиники выбивался из общего вида “курортного местечка”. Сперва из-за густой шапки сосен показалась крыша, а потом и само здание, как неизбежное, предстало перед гостями. Оно напомнило вороному депосу один из стареньких трехэтажных кинотеатров, уцелевших в центре Одары. Фасад был выкрашен в молочно-белый цвет, пожелтевший от времени и частых осенних дождей. На узких окнах стояли решетки. В этот момент, замерев напротив здания, Николас невольно вспомнил одну из сказок гнолла Джипса. В ней говорилось о чудищах, скрывающихся в зачарованном саду. Потеряешь бдительность, забудешь, зачем ты здесь – тут же столкнешься с желтизной их злобных глаз. В окнах здания зажегся свет.

У стойки администрации на полицейских поглядывали пациенты, разномастные депосы, толпившиеся в коридоре. На них были одинаковые куртки, накинутые поверх таких же клетчатых пижам. Раздался звонок, возвестив о начале прогулки. Некоторые пациенты, проходя мимо Рассела с Николасом, косились на них, как на пришельцев – с опаской и любопытством, другие и вовсе их не замечали, бормоча себе что-то под нос, торопились на улицу. Еромана среди толпы Николас не увидел. Но внутри у вороного депоса все сжалось, когда его, словно случайно, пихнул плечом старик. Он показал язык и провел пальцем у горла, отчего Николас невольно отшатнулся, едва не врезавшись в Рассела. Кашляющий смех старика раздавался у вороного депоса в ушах до самого кабинета главврача.

Справиться с нарастающей тревогой, как ни странно, помог Рассел. Вернее, не он сам, а спектакль, который они дуэтом разыграли перед главврачом. Николас сделал вид, что внимательно изучает контракт на свое заключение, а потом скомкал его и швырнул в лицо напарнику со словами, что он не гребаный псих и не нуждается в лечении. И хотя обстрел бумагами не входил в заранее оговоренную сценку, Рассел не сбился с роли. Он с самым важным видом стал убеждать, что Николасу необходимо поставить свою подпись, а клиника – единственный шанс вернуться к прежней жизни, завязать с пьянством и забыть Лейн. Пользуясь случаем, Николас продолжил отпираться, за много лет так и не потеряв надежды вывести напарника из себя. Но соловый депос сохранял спокойствие, невозмутимый и гордый, во всем и всегда. Николас едва сдержался. Что бы подумал босс клиники, увидев, как его новый пациент после вспышки ярости покатился со смеху? Наверное, тут к такому привыкли, и его внезапный гогот помог бы закрепить роль, но Николас не стал давать себе волю. Он все-таки депрессивный алкоголик, а не сумасшедший. В конце концов, чуть ли не улыбаясь во весь рот, Николас поставил свою закорючку там и здесь, с того момента став собственностью клиники “Голос лесов”.

Ему позволили проводить напарника до ворот. Пока они с Расселом разыгрывали спор в кабинете главврача, у пациентов закончилась прогулка. Тот же звонок, слышимый изо всех углов, возвестил о том, что пора возвращаться в здание. Он длился полминуты, а смолкнув, эхом продолжал звенеть в ушах. Все, кто находился в парке, точно муравьи, построившись один за другим, одной дорожкой направились к дверям клиники. Свет солнца, пробивающийся сквозь ветви деревьев, клочьями ложился на их выцветшие халаты. Они щурились в ярком свете. Некоторые до сих пор закрывали ладонями уши, пытаясь спастись от нарушившего тишину сигнала.

Тогда впервые Николас увидел Еромана. Пациент огненно-рыжей масти шел в сопровождении санитара. Его растрепанная грива неопрятно стояла торчком, на лице заживали ссадины, нижняя челюсть выпирала вбок – была сломана сильным ударом и срослась неправильно. Его походка казалась шаткой, Ероман шел, слегка раскачиваясь взад-вперед, подволакивая ноги, словно боялся опереться на пятки. Стоило ему заметить двух идущих навстречу мужчин, как Ероман бросил на Николаса затравленный взгляд, ясно говорящий о том, что он знает – они из полиции и здесь ради него. Рыжий пациент прибавил скорости, едва не сорвавшись в бег, так что санитар еле поспевал за ним. Неприятное чувство сохранилось после этой встречи – как будто через тело пронесся ветер и его холод остался внутри. Шерсть на спине Николаса встала дыбом. Он испытывал это ощущение и раньше, много лет назад, в старом форте…

– Видел, как он шел? Следственный комитет его хорошо отделал, если добрался даже до ног, – вклинился Рассел в мысли Николаса. – И все же, каким бы жалким он ни казался, это прихвостень Элиранда. Черт бы его побрал, такое чувство, что отморозок нажмет на курок, стоит только отвернуться.

И Расселу удалось “это” почувствовать, но он не знал, что дело тут далеко не в Элиранде.

– Ероман – единственная ниточка, способная привести нас к альбиносу, – продолжил Рассел, – проследи за ним, пока Дженне не удастся прибрать малыша к рукам нашего участка.

– Как ты думаешь, сколько времени это займет?

– Неделю, может две. Знаю, как ты ненавидишь сидеть сложа руки. Но никто не запрещает, попробуй для начала поговорить с ним.

– Вряд ли Ероман мне что-нибудь расскажет. Ты же видел, как он себя вел? Ему известно, кто мы.

Рассел усмехнулся:

– Николас Патнер, твое лицо не знают только слепые или младенцы, еще не научившиеся читать газет. Для начала поделись с ним историей, почему ты здесь. Нет на свете ничего печальнее, чем потухшие звезды… Мне и самому очень жаль тебя, приятель.

Николас рассмеялся.

– Напарник психа, что бы ты делал, если бы я взаправду свихнулся?

Рассел встал напротив него и, положив руку на плечо, изрек:

– Я буду тебя навещать.

Вороной депос проводил Рассела до середины парка. Дальше к воротам напарник должен был идти один, в этом заключалась часть их плана.

– Береги себя, – сказал Рассел, прощаясь. И только тогда Николас понял, как же он не хочет, чтобы тот уходил. Действовать в одиночку было для вороного депоса привычным делом. Но меньше всего на свете ему хотелось оставаться одному за воротами психушки. Николас смотрел, как Рассел отдаляется: тучный силуэт на фоне сосен.