Мужчина ее мечты - Виктория Угрюмова Страница 15

— Тренируюсь, тацудзин*.

* Тацудзин — почтительное обращение к учителю, букв.: «виртуоз, мастер боевых единоборств».

— Не тренируешься, а выплескиваешь чувства, — сухо возразил Шу. И уже немного мягче добавил: — Что случилось?

— Ничего… — пожал плечами ученик. — Настроение неважное.

Китаец проигнорировал его ответ, и это вполне справедливо. Воин, который позволяет себе иметь «неважное настроение», ни на что не годится.

Шу стал тренировать Володю уже очень давно, сразу почувствовав в молодом человеке из далекой западной страны дух настоящего бойца. Он быстро схватывал одну из самых сложных наук, научился владеть собой и пребывать в гармонии со всеми пятью стихиями у-син, являющимися первоосновой жизни. Шу гордился своим учеником и полагал, что однажды сможет передать ему абсолютно все свои знания. То, что происходило сегодня, ставило под угрозу достижения предыдущих лет упорных занятий.

— Что случилось с твоим настроением?

Володя коротко взглянул на учителя. На самом деле он уже несколько часов подряд порывался поговорить с ним о том, что творится на душе, но никак не мог найти нужных слов. Это пугало и настораживало его, привыкшего себя полностью контролировать. Но, кроме этого китайца, никого близкого у него не было, а посоветоваться с кем-то ох как требовалось, и молодой человек решился.

Они уселись у самой стены, на циновки. В нескольких шагах курились благовония на бронзовом треножнике. В большом зале давно уже закончились занятия, и двое — учитель и ученик — остались совершенно одни. Впрочем, Шу чувствовал, как легкое дуновение ветерка, мысль о ком-то третьем, постороннем.

— Я допустил ошибку, учитель, — неуверенно начал Владимир. — Я взял неверный тон, и теперь все время говорю не своим голосом. И я сожалею об этом.

— Перестань говорить, — откликнулся Шу.

— Не могу и не хочу. Я впервые встретил женщину, которая по-настоящему нужна мне. Но осознал это только сейчас, а глупостей наделал довольно много. Я вел себя с ней так, как со многими другими до нее, — а она не такая, как все. И я чувствую, что уже расплачиваюсь за свою недогадливость и самонадеянность.

— Она действительно того стоит? — усмехнулся китаец.

— О да! — горячо воскликнул Володя, и в который раз уже удивился себе.

— Давно ты ее знаешь?

— Несколько дней, но это неважно. Ты же сам учил меня, что…

Старик рассмеялся и вытянул перед собой руки:

— Избавь меня от очередной трактовки моих слов. Я хорошо помню, чему учил тебя. А вот ты, кажется, не помнишь. Если ты начал неверно, нет смысла длить ошибку. Начни так, как хочется. Переиграй, верни, убеди. Будь самим собой — это главное. Только не злись и не носи в себе свои ошибки: выпусти их на волю, пусть живут отдельно от тебя.

— Ее целый день нет дома, — пожаловался Володя внезапно. — Звоню-звоню, а там только автоответчик. И на работе ее тоже не было. Не хочется думать, что она с кем-то…

— Но думается, — продолжил китаец. — Зачем усугублять собственную глупость? Думай не о том, с кем она сейчас, а о том, как она будет с тобой, когда наступит твой день.

* * *

С Игорем мы расстались уже поздно вечером, у самых дверей моей квартиры. Судя по всему, отправился он не домой, а на работу, так что в каком-то смысле я чувствовала себя немного виноватой в том, что так надолго задержала его. Но зато все мои страхи рассеялись, а события минувших дней представлялись уже менее мрачными — просто цепь несчастливых случайностей. Ну с кем не бывает? Только не считайте меня уж вовсе легкомысленной особой — точил, точил меня этакий въедливый червячок понимания происходящего, но я запихала его в самый дальний уголок себя да еще и нафыркала, чтобы носа казать не смел. Потому что совершенно несправедливо это со стороны моего ангела-хранителя: подсовывать очередное свинство одновременно со счастьем. Словом, счастье беру оптом и в розницу, на неприятности чихать хотела, а кому не подходит подобная постановка вопроса — тот пусть перейдет на другую сторону улицы.

Поэтому улеглась спать я в невероятно приподнятом настроении и баюкала себя самыми сладкими грезами, какие только сумело предложить мне мое воображение. А воображение у меня не самое скромное, и оттого надежд, и чаяний, и мечтаний — в ассортименте, чтобы не сказать в избытке.

Всю ночь мне снилось что-то цветное, яркое и очень веселое; и утром я проснулась от того, что хохочу во все горло. Просыпаться от смеха — наиприятнейшее состояние. Я чувствовала себя бодрой и радостной как никогда, и мне казалось, что наступающий день сулит много интересных событий. Внезапно я вспомнила, что, увлекшись разговорами, снова не дала Игорю свой телефон и снова не выяснила, чем все-таки занимается его фирма.

Порадовало и то, что глупые звонки вроде бы прекратились. На автоответчике было только сообщение от Владимира Ильича: голос вежливый, но совсем без эмоций, и я подумала, что его первый порыв — в тот день, когда мы познакомились — был настоящим, а следующая встреча — приятной, но не более того. Возможно, со мной многие не согласятся, но однажды наступает такой день, когда понимаешь, что теплые и искренние отношения гораздо важнее других, внешне более эффектных вещей. Проще говоря, не в деньгах счастье. Но к этой мысли еще нужно прийти самостоятельно.

Солнце светило в окна вовсю, и я с удовольствием предвкушала предстоящий день. Дел накопилась целая куча, но я горела желанием все их переделать, а такое случается нечасто. Словом, я быстро собралась и выкатилась из квартиры.

Вот это сюрприз! Пришлось остановиться у самого парадного и перевести дух — а то у меня сердце заколотилось, как от бега на длинную дистанцию. И было от чего.

На облезлой зеленой лавочке, которую обычно оккупируют наши пенсионеры на предмет строгого надзора за всеми входящими и выходящими из парадного, прямо под кустом цветущей сирени сидел Владимир Ильич. Собственно, в этом-то ничего особо удивительного не было. Изумило меня то, что он был абсолютно не похож на себя, каким я уже привыкла его видеть.

Во-первых, нигде поблизости я не обнаружила его машины, а ведь это чудо техники не заметить трудно.

Во-вторых, щегольской костюм куда-то делся, а вместо него имели место обычные голубые джинсы, рубаха и кроссовки, отчего Володя сразу помолодел лет на семь-восемь. Да и весь его облик как-то смягчился, что чрезвычайно ему шло. Я почувствовала, как моментально расслабилась: с ним сегодняшним не нужно держать марку и следить за каждым своим взглядом, жестом или словом. Зато ему хотелось улыбаться, да так, чтобы улыбка была от уха до уха. Но самое главное — он сидел на лавочке не один, а в обнимку с огромным пушистым медведем, круглоухим, большеглазым и ужасно симпатичным. Говорят, что избыток горя смеется, а избыток счастья плачет. Вероятно, это правда, потому что у меня слезы навернулись на глаза, хотя в этот момент я испытывала только счастье. Оказывается, мне всю жизнь не хватало именно этого медведя; мне нужно было, чтобы кто-нибудь сидел ранним солнечным утром под моим домом и ждал, когда я выйду, чтобы вручить мне мягкое и пушистое чудо. Мы не говорили друг другу ни слова. Просто Володя протянул мне игрушку, а я взяла ее обеими руками и крепко прижалась лицом к симпатичной медвежьей мордочке. И слезы покатились у меня из глаз.