Смертельная белизна - Роберт Гэлбрейт Страница 14

– Я выпишусь из вашей клиники, – Робин открыла глаза, – совершенно измочаленная. Приду домой – и ровно то же самое буду получать от мужа: мрачные затяжные паузы и споры по каждому ничтожному поводу. Затем я позвоню маме – с тем же результатом. Единственный, кто не требует, чтобы я разобралась в себе, – это…

Робин осеклась, но закончила:

– …это мой напарник по работе.

– Мистер Страйк, – сладко пропела врач-психотерапевт.

Яблоком раздора стал у них отказ Робин обсуждать свое отношение к Страйку: она лишь подтвердила, что он не осознает, как глубоко повлияло на нее дело Шеклуэллского Потрошителя. Но личные отношения, твердо заявила она, никак не связаны с ее нынешним состоянием. С тех пор психотерапевт на каждом сеансе донимала ее тем же вопросом, но Робин не поддавалась.

– Да, – бросила Робин. – Он самый.

– По вашему собственному признанию, вы не посвящали его в масштабы своей тревожности.

– Итак, – Робин проигнорировала последнюю реплику, – я сегодня пришла с единственной целью: сказать, что больше здесь не останусь. Как я уже говорила, курс когнитивно-поведенческой терапии оказался полезным, и я не стану отказываться от упражнений.

Вроде бы психотерапевт рассердилась, что Робин даже не собирается отсиживать положенное время, но пациентка заранее оплатила сеанс и теперь вольна идти на все четыре стороны: врачу свободный часок в середине рабочего дня еще никогда не мешал. А Робин сочла, что имеет право не торопиться домой, а купить себе рожок мороженого «Корнетто» и с наслаждением умять его на уличной жаре по дороге к новому жилищу.

Ловя, как мотылька, миг радости, чтобы не упорхнул, Робин свернула в какой-то тихий переулок, заставила себя сосредоточиться и принялась изучать незнакомый квартал. Хорошо все-таки, что прежняя квартира в Ист-Илинге осталась в прошлом, а вместе с ней и многие тягостные воспоминания. На суде вскрылось, что Шеклуэллский Потрошитель выслеживал Робин гораздо дольше, чем ей думалось. Полицейские даже сказали, что, по их сведениям, он ошивался еще на Гастингс-роуд, прячась среди припаркованных машин в считаных ярдах от ее подъезда.

Как ни стремилась она уехать из того района, они с Мэтью только через одиннадцать месяцев нашли подходящий вариант. Главным препятствием было то, что в вопросе недвижимости Мэтью, который продвинулся по службе и получил наследство от матери, непременно хотел «подняться на ступеньку выше». Отец и мать Робин обещали финансовую помощь, чтобы их дочь смогла оторваться от жутких ассоциаций, связанных со старой квартирой, но цены на жилье в Лондоне просто зашкаливали. Мэтью трижды нацеливался на квартиры, которые по зрелом размышлении оказывались им не по карману. Трижды у них срывалось приобретение жилья, которое, как с ходу определяла Робин, стоило на многие тысячи дороже того, чем они располагали.

– Какая нелепость! – возмущался Мэтью. – Эта квартира не стоит таких денег!

– Эта квартира стоит ровно столько, сколько за нее дадут, – возражала Робин, досадуя, что финансист не понимает законов рынка.

Сама она готова была убраться куда угодно, хоть в однокомнатную живопырку, чтобы только отделаться от призрака убийцы, который преследовал ее даже во сне.

Перед возвращением на главную улицу ее внимание привлек арочный проем в кирпичной стене, обрамленный каменными столбами с удивительными навершиями, – ей такие никогда не встречались. На резных каменных костях покоились два гигантских, щербатых от времени каменных черепа, а сквозь арку виднелась высокая, квадратная в разрезе башня. Эти навершия, сказала себе Робин, разглядывая вблизи пустые черные глазницы, смотрелись бы уместнее над фасадом какого-нибудь пиратского логова из фильма в жанре фэнтези. В арку вписывалась церковь с замшелыми надгробными плитами в кольце пышно цветущего, но безлюдного розария. Обходя вокруг церкви Святого Николая, представлявшей собой необычный симбиоз старинного краснокирпичного колледжа и грубой каменной звонницы, Робин доела мороженое. Потом она присела на деревянную скамью, неприятно горячую от палящего солнца, размяла ноющую спину, подышала восхитительным ароматом теплых роз – и неожиданно перенеслась почти на год назад, в йоркширский четырехзвездочный отель, где декоративный букет кроваво-красных роз стал свидетелем последствий ее ухода из зала во время танца жениха и невесты.

Мэтью со своим отцом и тетушкой Сью, родители Робин и ее брат Стивен – все столпились под дверью люкса для новобрачных, куда сбежала Робин от гнева Мэтью. Когда она хотела снять подвенечное платье, в номер гуськом ввалились они все, пожелав разобраться в происходящем.

Начался форменный галдеж. Стивен раскричался на Мэтью, первым сообразив, какая это низость – стирать чужие входящие звонки. Джеффри в пьяном угаре стал требовать, чтобы ему объяснили, по какому праву Страйк остался на банкет, если он даже не подтвердил своего присутствия. Мэтью орал всем остальным, чтобы не вмешивались и выметались, а тетя Сью без конца повторяла: «Слыханное ли дело, чтобы невеста прервала свой первый танец! Слыханное ли дело, чтобы невеста прервала свой первый танец!»

Потом даже до Линды дошло, в чем провинился Мэтью, и она тоже принялась его отчитывать. Джеффри грудью бросился на защиту сына и стал требовать, чтобы ему объяснили, по какому праву Линда толкает свою дочь на прежнюю работу, где начальник не сумел защитить ее от ножа преступника. Тут подоспел и пьяный в стельку Мартин, который ни с того ни с сего дал Мэтью в морду, а Робин, у которой весь день маковой росинки во рту не было, заперлась в ванной комнате, сотрясаясь от неудержимой рвоты.

Минут через пять ей пришлось впустить Мэтью, потому как у него был разбит нос, и там, в ванной, отгородившись от скандаливших в спальне родственников и прижимая к носу ком туалетной бумаги, Мэтью пригласил ее слетать на Мальдивы: нет-нет, не в свадебное путешествие, о котором теперь не могло быть и речи, а просто для того, чтобы спокойно обсудить все вопросы наедине, «подальше, – он махнул рукой в ту сторону, откуда неслись вопли, – от этого».

– Сейчас еще не расшевелилась пресса, – обвинительным тоном добавил он. – Тебя будут осаждать в связи с делом Потрошителя.

Он сверкал ледяным взглядом над окровавленным бумажным комом, бесился, что невеста опозорила его в танцевальном зале, и готов был убить Мартина, распустившего руки. В его приглашении на Мальдивы не было никакой романтики. Он лишь планировал встречу на высшем уровне, готовил спокойное обсуждение. Если по зрелом размышлении они решат, что их брак был ошибкой, то через две недели, вернувшись домой, можно будет сделать совместное заявление и разойтись в разные стороны.

И в этот миг отчаявшаяся Робин, мучась от пульсирующей раны, переживая чувства, всколыхнувшиеся у нее в объятиях Страйка, понимая, что журналисты, вероятно, уже напали на ее след, увидела в Мэтью если не союзника, то по крайней мере организатора побега. Возможность прямо сейчас прыгнуть в самолет, чтобы улететь от подстерегающей в Йоркшире лавины любопытства, сплетен, злости, треволнений и непрошеных советов, оказалась невероятно притягательной.