Клад последних Романовых - Юлия Алейникова Страница 14

— Не понял. Как погибли? Когда? Ты почему нам не сказала? — обернулся тесть Дмитрий Алексеевич к дочери.

— Не сказала, потому что не знала, — огрызнулась Анька, но тут же спохватилась: — Видимо, для него такие мелочи значения не имеют, раз он жене не счел нужным сказать.

— Когда же они погибли? — не повелся тесть.

— Вчера утром их обнаружили в квартире убитыми, — коротко ответила Ирина Григорьевна, взглянув на Максима. — А не сказал Максим Сергеевич ничего, потому что, как я понимаю, придя домой в неурочное время, в надежде на поддержку близкого человека, нашел вашу куклу в постели с чужим мужиком. А то, что он ее из квартиры вышвырнул, так правильно сделал, надо было еще врезать разок.

Максим был Ирине Григорьевне благодарен, сам он эту тему обсуждать не хотел, а скандал ему был противен, но и как отделаться от Аньки с родителями достойно, он тоже не представлял.

— Та-ак, — протянул тесть. Надо отдать должное, Дмитрий Алексеевич был мужиком честным, порядочным, добродушным и с принципами. Услышанное ему явно не понравилось. — Вырастила вертихвостку, — обернулся он к жене. — А с тобой мы дома поговорим, — пообещал он Аньке. — Опозорила семью, а потом еще и дураками выставила? А ты, Максим, прости нас, прими соболезнования. Никаких судов и дележки квартиры не будет.

— Дима!

— Пап, ты вообще, что ли?

— А ну цыц, курицы! Я вам посужусь, — прошипел он жене и дочери. — Прости, Максим, я бы очень хотел с родителями твоими проститься. Хорошие были люди, но теперь совестно даже на кладбище появляться. — И он повернулся к двери.

— Вот я тут вещички собрала, — выкатывая в гостиную два огромных чемодана и сумку, сообщила Ирина Григорьевна. — Здесь конечно не все, шубы, сапоги и прочее не поместилось, но я обязательно в ближайшее время привезу.

— Спасибо вам, но никакой спешки нет, — поблагодарил ее, едва сдерживаясь, Дмитрий Алексеевич, было видно, что ему не терпится побеседовать с женой и дочерью. — А ну вон отсюда, и чтобы больше не смели человека беспокоить, и ключи сдайте от чужой квартиры, — прошипел он им, толкая в спины. Анька хотела было что-то возразить, но встретившись с отцом взглядом, прикусила язык.

— Спасибо, Ирина Григорьевна, — от души поблагодарил Максим, едва за Анькой с родителями закрылась дверь.

— Да что вы, Максим Сергеевич! — полным сочувствия голосом ответила Ирина Григорьевна. — Если бы я раньше знала, что тут у вас творится, я бы еще не так их встретила, а точнее, проводила. У меня у самой дочь, но все равно скажу, до чего же девки наглые и распутные пошли! Тьфу! А вы не расстраивайтесь. Беда она всегда как катализатор, всех на чистую воду выводит, и плохих и хороших. А вы молодой, красивый, найдете себе другую, получше и покрасивее.

Максим согласно кивнул. Конечно, найдет. Не из-за Аньки он так расстроился, а из-за предательства. Именно в тот единственный в жизни момент, когда ему понадобилась ее помощь, поддержка… А, да что там говорить! Плюнуть и забыть. Права домработница.

— А что, если нам попить чайку? — прервала его задумчивость Ирина Григорьевна. — Я булочек сегодня утром напекла с корицей, ваших любимых. Пойдем?

— Давайте, — с удовольствием согласился Максим. Уж лучше чаю выпить, чем коньяком наливаться в одиночестве, с горечью рассудил он.

— Знаете, — помешивая ложечкой сахар, осторожно заметила Ирина Григорьевна, — я уже многое пережила в жизни, и хорошего, и плохого, и хочу вам сказать, Максим Сергеевич, что жизнь очень милосердна. И она всегда дарит людям утешение, так или иначе, но оно приходит. Вы, конечно, никогда не забудете родителей и будете скучать по ним, но со временем боль станет не такой острой, а затем перерастет в светлую грусть. А что касается вашей личной жизни, то возможно, ваша жена оказала вам большую услугу. Пока нет детей, расстаться всегда легче. Я уверена, очень скоро все у вас наладится. Вот увидите. У хороших людей всегда все налаживается. Как в сказке. — И она улыбнулась. — Правда-правда. И бабушка ваша в это верила. Она была очень сильной женщиной. Столько интересного про себя рассказывала! Мы ведь часто с ней вместе дома оставались, когда ваши родители на работу уходили. И она частенько предлагала мне чайку попить, а за чаем о себе рассказывала. Удивительная женщина.

— Да, бабушка была удивительной, — согласно вздохнул Максим. Если бы она была жива, ему было бы легче. Она бы его поддержала.

— Да. А завещание ее мы с Ариной Николаевной исполнили. Все книги собрали, и они с Сергеем Борисовичем их отвезли в библиотеку.

— Книги? — удивился Максим. — Какие книги? И куда их мама с папой отвозили?

— Вы не знали? — удивилась Ирина Григорьевна. — Аглая Игоревна завещала часть своих книг, классиков в основном, передать в дар районной библиотеке на Васильевском острове.

— Классиков? В библиотеку? Зачем? И в какую? Она же, насколько я знаю, никогда в библиотеки не ходила, у нее своих книг было много.

— Я тоже, честно говоря, очень удивилась. Да и библиотека на Васильевском острове. Она там и не жила никогда. Да и среди книг, признаться, несколько было очень старых, наверняка дорогих. Я еще удивилась, что Арина Николаевна так легко согласилась их подарить.

— Ну, это как раз понятно. Раз бабушка так хотела… — пожал плечами Максим, а потом добавил: — Спасибо вам. Вы очень меня поддержали. Пока Маша не приехала, мне, собственно, даже и поговорить не с кем о случившемся.

— А друзья как же?

Максим вздохнул.

— Нет. Это не совсем то. — Он покачал головой. — Я не могу никому о случившемся рассказывать. Просто не могу.

Ирина Григорьевна ушла. А Максим снова остался один в пустой квартире. И снова ему стало пронзительно одиноко, а в голову полезли тоскливые горестные мысли, и опять ему захотелось напиться. Перед глазами то и дело вставало жуткое видение — мама и папа с перерубленными шеями. Мама, такая утонченная, ироничная! Сколько себя помнил Максим, она всегда, несмотря на внешнюю строгость, любила посмеяться, и смех у нее был звонкий, девчоночий. Какими веселыми бывали их семейные посиделки! И папа в мамином присутствии всегда отбрасывал свою деловую суровость, становился мягче, проще, моложе. И хотя родители всегда много работали и не нянькались с ним, а может, наоборот, поэтому он очень ценил их общество. А теперь они мертвы, и выясняется, что какой-то маньяк пытал их, а потом убил топором. Не выстрелом, а варварски, дико, топором. Максим вдруг представил, как над ним медленно заносится топор, как опускается лезвие и он понимает, что сейчас настанет конец, мучительный, болезненный, неотвратимый. Он и сам не заметил, как оказался возле бара, а рука его уже тянулась к текиле, коньяк закончился еще вчера.

— Нет. Так можно в алкоголика превратиться, — сказал сам себе Максим. — Сейчас еще десять вечера, надо продержаться хотя бы до двенадцати, а там уже и баиньки. А завтра купить снотворное в аптеке. Наверняка оно мне пригодится. И кстати, — останавливаясь перед зеркалом в спальне, добавил он, — надо перестать разговаривать с самим собой.