Останься со мной! - Ольга Покровская Страница 14

Я, как скупой рыцарь, всегда старалась сохранить в себе это ощущение, не растратить ни одного грана его, все вынести на сцену.

Именно поэтому я всегда шикала на колдовавших вокруг меня стилистов, запрещая громко разговаривать или включать музыку.

Я, признаться, не очень-то люблю людей, их суета и разговоры меня утомляют. Пусть сплетничают за спиной, если им так это нравится, но в моем присутствии я требую уважения и послушания. Не из самодурственных замашек, а затем, чтобы сосредоточиться и по крупицам собрать внутри нужный настрой и вынести его на суд публики.

Вот как сейчас.

…Грянула музыка, и я шагнула вперед. Туда, на освещенную ярким светом софитов сцену.

Я показалась зрителям на укрепленной наверху узкой сияющей площадке, а затем двинулась вниз по лестнице, плавно сбегающей ступенями к нижней части сцены.

Держать спину ровно, осторожно, но уверенно переступать ногами, закованными в концертные туфли с высокой тонкой шпилькой, улыбаться так, словно никаких невзгод для тебя не существует, и этот концерт, эти зрители, эта музыка – вершина всего, о чем ты когда-либо могла в жизни мечтать…

Шлейф темного длинного платья с золотистым отливом струился за мной, как русалочий хвост. Длинные, тяжелые волосы, уложенные роскошными волнами, падали на обнаженные плечи.

Я спустилась вниз, махнула темному провалу зрительного зала рукой и запела.

Ряды партера со сцены обычно не видны – слишком ярко бьют в глаза софиты, установленные по краю площадки. А вот бельэтаж и ложи разглядеть иногда удается. Сегодня, например, я отчетливо увидела, что в VIP-ложе расположились знакомые мне лица.

У самых перил, навалившись на них локтями, восседал консул Виктор Саенко. Снова, кажется, самой позой подчеркивал: я простой парень и всех этих ваших этикетов не разумею. Что, на самом деле, было странно, учитывая высокое положение Саенко. Несомненно, с этикетом он был прекрасно знаком, но следовать ему то ли не считал нужным, то ли нарочно не хотел. Почему? Считает, что достиг такого положения и власти, когда уже может позволить себе что угодно? Или носит маску простачка для каких-то своих целей?

Интересно…

Широкое добродушное лицо консула раскраснелось. Он с улыбкой слушал меня и, кажется, отбивал пальцами ритм на бордюре.

Что ж, хорошо. Искренне ли или нет, но Саенко, видимо, решил записаться в число моих поклонников. И прекрасно – это облегчит мне дальнейший доступ в посольство.

Концерт прошел превосходно.

Я несколько раз меняла костюмы, перевоплощаясь из роскошной европейки в восточную принцессу Грезу, из яркой игривой кокетки – в сдержанную элегантную леди. Последней я исполняла заглавную песню концертной программы «Приказано – забыть». Горькую и драматичную историю любви и вынужденной разлуки…

Надо признать, за столько лет певческой карьеры я давно уже перестала вкладываться в выступлении душой. Теперь это была просто работа – такая же, как тысячи других. Тщательно отрепетированное, спланированное, расписанное по секундам шоу. Поиграть голосом, трагически заломить руки, расхохотаться с ноткой горечи, блеснуть глазами, качнуть станом, встряхнуть локонами. Здесь чуть тише, зачем громче, добавить в голос смеха или слез… Смешать, но не взбалтывать. Всё – изысканный коктейль, сбивающий с ног разгоряченную публику, готов!

Но именно эта песня почему-то меня зацепила.

Исполняя ее, я снова чувствовала себя шестнадцатилетней девчонкой, для которой каждый выход на сцену – волшебство, откровение, единение с музыкой и залом! А ведь я думала, что во мне ничего уже не осталось от той, прежней, которая жила легко и открыто, не боялась мечтать и загадывать, чувствовать, верить, любить…

Наверное, как бы ни старались мы и окружающие нас вытравить из себя по капле все живое, чистое, детское – оно никак не желает умирать. Оно прячется в самые глубины души, чтобы однажды выглянуть оттуда ненароком – к нашему смущению или отчаянию.

Что-то такое и поднимало голову в моей душе, когда я пела «Приказано – забыть». Я снова как будто окуналась в тот золотой день на Волге, снова видела перед собой солнечную Санькину улыбку…

В этой песне я словно оплакивала свою беспечную, бездумную юность, разрушенную одним ударом, свою исковерканную, растраченную вовсе не на то, о чем когда-то мечталось, жизнь.

Приказано – забыть…

Забыть о том, что у меня нет родины, нет дома, родителей, семьи, близкого человека, будущего. Приказано забыть самое себя, свою сущность.

Забыть…

«…Да, я Ибрагим, в любом месте Ибрагим будет чужим, непринятым ни в одном уголке света, изгнанным из рая пророком любой религии, горящим в собственном аду, лишенный спокойного сна, я – вечный скиталец Ибрагим».

Пропев последнюю строчку, я прикрыла лицо ладонями, замерла на несколько секунд, дожидаясь, пока стихнет музыка.

А затем резко выпрямилась, вскинув голову!

Черный провал зрительного зала взорвался аплодисментами. Зрители бесновались у сцены, протягивали ко мне руки. В проходах толпились поклонники с цветами – я знала, что все букеты примет моя охрана, не забывая сердечно благодарить каждого подошедшего, я отдавала на этот счет специальные распоряжения.

Поклониться. Уйти за кулисы.

Снова выйти на бис.

Принять у охранника один из букетов. И еще один. Прижать руки к груди. Искренне поблагодарить.

И снова. И еще раз…

А вот теперь достаточно!

Это тоже часть профессии – уметь точно определить необходимое количество простоты и сердечности, и в то же время – всегда держать дистанцию, уходить вовремя, не превращаясь в отчаянно жаждущую зрительского внимания помешанную на признании психопатку.

В гримерке обнаружилась колоссальная корзина темно-бордовых роз. Едва ли не с меня саму ростом. Охрана уже успела проверить ее на предмет спрятанных взрывных устройств – к несчастью, встречаются и такие поклонники.

Но корзина была чиста и невинна.

Среди цветов я обнаружила конверт с карточкой. «Несравненной Айле. С надеждой на скорую встречу. Фарух Гюлар».

Ах да, еще один мой пылкий местный поклонник. Значит, и он тоже был на концерте?

Отлично, полезные связи завязываются здесь сами собой.

Дворец Топкапы был расположен в оливковой роще на мысе Сарайбурну. Величественный комплекс каменных зданий с голубовато-серыми куполами и устремленными ввысь островерхими башенками виден был с берега моря. Старинные стены утопали в зелени, а над крышами дворца простиралось выцветшее от жары знойное небо.

Я неплохо знала его историю. Дворец стал основной резиденцией османской династии при Сулеймане Кануни – законодателе. Именно здесь были созданы более пяти веков назад законы Османского халифата, которые и по сей день считаются историками образцом справедливости и порядка.