Стрела гламура - Елена Логунова Страница 14

– И вот примчался я к банку. Уже на ступеньки взлетел, озираюсь в поисках Вадика и вдруг вижу: стоит он прямо через улицу, у Ноябрьского загса, улыбается во весь рот и ручкой мне машет. А другой ручкой держит под локоток в перчаточке девицу в белой фате! Ай, молодца! – Андрей Петрович хлопнул в ладоши. – Тут я, конечно, сообразил, что Вадик меня разыграл. Рассмеялся, иду поздравлять жениха и невесту, и тут второй сюрприз, да покруче первого! «Знакомься, Андрей Петрович, с моей молодой женой! – говорит Вадик. – Это Екатерина Андреевна Тараскина, в девичестве Курихина, прошу любить и жаловать!» То есть Катька моя! Тут я, признаться, чуть не упал!

– А сами вы дочку не признали, что ли? – удивилась Ирка.

– Трудно было ее признать! – засмеялся Андрей Петрович. – Представьте: наряд на ней белый-белый, аж глаза слепит, волосы хитрыми кудельками закручены, лицо фатой закрыто. Конечно, когда она занавеску эту подняла, я увидел – Катька это, только сильно раскрашенная. Она ж обычно косметикой не пользуется и волосы носит просто так, гречишным веником. А тут стоит красивая, как фарфоровая кукла, молчит, накладными ресницами хлопает и накрашенными губами улыбается. Я, впрочем, тоже ничего толкового сказать не успел, растерялся очень, а молодые мне ручками сделали – и бегом в машину! Только я их и видел! Одно слово: новобрачные!

– Но уже после бракосочетания молодые успели разругаться, так я понимаю? – спросила я.

– Не зря Масяня днем рассыпал соль, это верная примета, всегда ведет к ссоре! – вспомнила Ирка.

– Не поделили чего-то голубки, повздорили, – шире прежнего улыбнулся счастливый отец новобрачной. – Ничего, сейчас помирятся.

Действительно, в Катькиной комнате уже не орали, мебель и предметы быта не крушили. Это обнадеживало. Мы решили голубкам не мешать, пусть мирятся обстоятельно, скрепляют союз и так далее. Ирка сбегала в винный погреб и принесла еще одну симпатичную пузатую бутылочку. Мы распили ее за здоровье новобрачных, но кричать «Горько!» не спешили, чтобы не сглазить. После рассыпанной соли Ирка стала несколько суеверной.

Захмелевшая хозяйка дома в порыве энтузиазма порывалась бежать на кухню и срочно печь свадебный торт, а я вызвалась махнуть за тортом в кондитерскую. Сладкоежка Колян предлагал компромисс: Ирка печет один торт, а я еду за вторым. Потомственный лакомка Мася громко скандировал: «Тор-тик! Тор-тик!» – а происхождение вожделенного торта было ему до лампочки. В разгар дискуссии размякший, как подтаявший пломбир, Катькин папа вдруг зазывно сказал:

– Послушайте! А давайте прямо сейчас махнем все в горы?

Горы как-то не вписывались в контекст беседы о тортиках. Все, кроме Масяни, озадаченно замолчали, а Андрей Петрович продолжал нас агитировать:

– Нормальной свадьбы у ребят не было, так организуем праздничный выезд на природу! Представьте: шашлык, сауна, катание со снежных гор!

– Снега же почти нет! – напомнила я.

Зима в городе выдалась морозной, но малоснежной. Это ее не красило.

– Так я же говорю: в горы поедем! – не смутился Катькин папочка. – Там у меня неплохая дачка, все удобства, и снега вокруг – завались!

Завалиться в снег после баньки было бы, пожалуй, неплохо.

– Что скажете? – неуверенно спросила я мужа, сына и подругу.

– Шашлык! – мечтательно сказал Колян.

– Сауна! – в тон ему молвила Ирка.

А малыш высказался гораздо более пространно:

– Коля будет кататься с горы на санках, играть в снежки и лепить снеговика!

Минут за двадцать мы в общих чертах спланировали выездное мероприятие. Поедем на двух машинах, Иркину «шестерку» не трогаем, ей по заснеженной горной дороге не пройти. У партнеров-компаньонов у каждого по джипу, на них и двинемся. Компания такая: молодожены, счастливый отец и тесть – два в одном – Андрей Петрович, его дама сердца, нас четверо, а также свидетели свадебной церемонии – подружка Катерины Дина и приятель Вадика Антон.

Наконец из комнаты со сломанной дверью вышли умиротворенные молодожены. Вадим наши намерения горячо одобрил, а Катька была верна себе: она отстраненно помалкивала и то и дело закрывала глаза.

– То ли нас всех видеть не может, то ли снова кожное зрение тренирует? – заволновалась Ирка.

– Или просто устала до упаду и спать хочет, – примирительно сказала я. – Денек нынче выдался беспокойный!

С этим все согласились, поэтому единогласно постановили объявить сегодня ранний отбой, а уже завтра с утра ехать в горы. Молодожены Катька и Вадим и их общий отныне папенька Андрей Петрович убыли восвояси, а мы остались.

– А весело нынче было! – воскликнул Колян, обрушившись на диван сразу же после ухода гостей.

– Думаю, завтра будет еще веселее! – пробегая в кухню со стопкой грязных тарелок, заявила Ирка – и, как выяснилось позже, не ошиблась с прогнозом.

Идея ясновидения все сильнее овладевала массами.

7

Андрей Петрович предупредил, чтобы мы были готовы к отъезду в семь, и оказался огорчительно пунктуален. Темно-серый, цвета графита, курихинский «Лендровер», накануне в потемках показавшийся нам черным, слоненком затрубил у ворот Иркиного дома в самом начале восьмого.

Спасибо хозяйскому будильнику, мы к этому моменту уже были на ногах, но всем, кроме Масяни, это стоило большого труда. Душераздирающе зевающий Колян был хмур, раздражителен и всем своим поведением живо напоминал медведя-шатуна, на беду разбуженного среди зимы. С сонной до отупения Ирки можно было писать вполне натуралистический портрет зомби, а я лично чувствовала себя свинцовым грузилом на конце лески, которую ежеминутно теребит беспокойный рыболов: едва я погружалась в сонный омут, как что-то выдергивало меня из темной тихой заводи. Если бы не Масяня, бодрый, как утренний напев пионерского горна, я бы заснула на ходу.

На нашем самочувствии сказались вчерашняя неумеренная выпивка и поздний отбой. Расставаясь с Курихиными – Тараскиными, мы уговорились лечь пораньше, но исправно залег в спячку в двадцать два ноль-ноль только Мася.

День затянулся по вине Ирки. Ей здорово испортила настроение и перебила сон ревизия разрушений, произведенных в ее жилище тем незабываемым вечером. Подруга долго с тоской во взоре оглядывала дверной косяк с дырками от вывернутых с корнем петель, тяжко вздыхала и не успокоилась, пока мы общими усилиями не починили дверь, для чего пришлось постучать молотком и пожужжать электрическим шуруповертом. При этом плотницком шоу Масяня еще присутствовал и даже внес свой вклад в искусство, организовав звуковое сопровождение процесса. То есть сам-то он не орал, а вот Колян, на ногу которому ребенок уронил молоток, издал целую серию громких звуков. Он начал с простой распевки «А-а-а-а!» и очень быстро дошел до бармалейской песни на стихи собственного сочинения, особенно впечатлив публику в лице малыша устрашающими строками:

– Вот кто-то у меня