Селфи с римским фонтаном - Наталья Солнцева Страница 14

– У кого найдется такая сумма?

– Покажем вещи хитрому греку, который занимается продажей антиквариата. Иди, оставь меня одного. Я хочу подумать…

Камиль удалился, а старик долго лежал с открытыми глазами, глядя на пламя свечи. Ему никак не удавалось забыться сном. Чудилось, будто что-то громадное и темное нависло над постелью и мешает дышать… Больной провалился в беспамятство, но и там не нашел покоя. Где-то в степи нарастал шум – нескончаемая череда людей и всадников тянулась за повозкой, на которой лежало облаченное в лучшие одежды и золотые украшения тело умершего вождя. В последний путь его сопровождала молодая красавица-жена в окружении его главных слуг: виночерпия, повара и конюха. Все они должны были расстаться с жизнью на краю усыпальницы, куда уже опустили золотые чаши, серебряные кувшины, амфоры с вином и маслом, посуду, серебряный котел, полный жирного мяса. Коней в великолепной сбруе убьют и похоронят рядом с хозяином, чтобы он мог воспользоваться ими сразу же, как только проснется. Его оружие положат в непосредственной близости от его рук – меч, лук со стрелами, копья, ножи…

Процессия остановилась в нескольких шагах от могилы, вырытой в земле погребальной камеры, укрепленной деревянными подпорками. Крыша камеры покоилась на массивных столбах-колоннах, стены были увешаны коврами и войлоком.

Слуги покорно ожидали своей участи. Все они, подобно их господину, нарядились в лучшие одежды и украшения. Жена вождя была дивно хороша в платье, расшитом золотыми бляшками, в золотых браслетах и диадеме, укутанная в густую пурпурную вуаль. Никто не должен был видеть ее лица, ее ужаса, леденящего сердце. Вождь любил ее при жизни больше остальных женщин, и теперь она последует за ним в царство теней… Ничто не может ее спасти. Теперь ей не завидовали ни старшие жены, ни отвергнутые господином наложницы. Служанка, которой тоже предстояло отправиться вместе с госпожой в мерцающий золотом мрак могилы, дрожала всем телом. Ее уже охватили предсмертные судороги…

Над степью стояло раскаленное солнце, но женщины стучали зубами от холода: словно всесильный бог мертвых дохнул на них из-под земли, замораживая кровь в жилах.

Лицо вождя было спокойно, его головной убор сверкал желтым огнем, на губах застыла едва заметная улыбка. Все проходит пышно и пристойно, как и полагается при погребении особы высокого ранга. Его народ прощается с ним, крича и стеная, протыкая себе ладони острыми стрелами в знак скорби. Он был славным и храбрым правителем, которому отдают заслуженные почести. Кто знает, что ждет его там, куда не долетает ветер с вольных степных просторов?.. На всякий случай подданные позаботились, чтобы он ни в чем не испытывал нужды – ни в женских ласках, ни в еде и питье, ни в одежде, ни в бытовой утвари, ни в быстрых и выносливых лошадях. Сбоку от него упокоится меч, срубивший немало врагов, и хлыст с костяной ручкой, чтобы погонять коня…

Лучшие воины по знаку распорядителя подняли с повозки тюфяк с телом и опустили в погребальную камеру. Толпа всколыхнулась, истошные крики и плач далеко разнеслись по степи. Заржали кобылицы, зазвенели колокольчики, отгоняющие злых духов, воины застучали мечами о щиты, отбивая ритм смерти…

Жена вождя в страхе попятилась, увидев в руках исполнителя церемонии веревку, которой ее должны были удушить. Свет померк в ее глазах, беспощадная удавка затянулась на шее, с хрустом ломая позвонки. Тело дернулось и обмякло, печально звякнули золотые бляшки на богатом наряде. Динь-динь… динь…

Два влиятельных скифа переглянулись, обменявшись условными жестами. Мертвых женщин уложили в отведенное для них место, окружили предметами роскоши. У ног господина в последний момент поставили чудесную чашу.

– Так будет спокойнее, – шепнул один могущественный скиф другому. – Здесь никому не придет в голову искать. Табити, Папай и Апи [6]довольны, я чувствую это.

– У нас нет храмов и алтарей, – отозвался второй. – Наши святыни хранятся в могилах. Гробница – надежнее, чем кибитка кочевника или кожаная сумка, притороченная к седлу. Насыплем сверху землю, утопчем поплотнее, соорудим огромный курган. Только ты и я будем знать о…

Они замолчали и оглянулись, не слышат ли чужие уши того, что для них не предназначено. Солнце палило немилосердно. Толпа безмолвствовала. Распорядитель отдавал последние указания. Слуги разбирали погребальную повозку, чтобы опустить ее в могилу. В небе кружили стервятники, учуяв запах лошадиных трупов…

Тризну по усопшему вождю устроили долгую и обильную. Горели большие костры, в сотнях ритуальных котлов варилось мясо, вино лилось рекой…

Ислам-Али сразу сообразил, что все это ему снится, и не испугался, открыл глаза. Он лежал в кромешной тьме, на полу из камышовых циновок. Пахло сыростью, ароматическими травами и тленом. Он хотел вскочить – не тут-то было. Тело отказывалось подчиняться. Рядом кто-то находился – неподвижный и грозный даже в смерти…

Ислам-Али пытался призвать на помощь Аллаха, но на его рот как будто наложили печать.

– Ты у меня в гостях, – произнес кто-то незримый. – Захочу, останешься здесь навсегда.

Ислам-Али ничего не мог видеть в темноте, ничего не мог слышать: его пустые глазницы и ушные отверстия были забиты землей. Тем не менее, он и видел, и слышал. Вокруг валялись кости, золотые бляшки, истлевшие куски дерева, глиняные черепки. От былого великолепия нет и следа…

«Неужели, я мертв и погребен вместе со скифским владыкой? – ужаснулся старик. – Не может такого быть. Мы жили в разное время! Нас не могли похоронить в одной могиле!»

Его обуяла жуть. Хозяин подземного дома смеялся над его мыслями.

– Ты ничего не понял, шакал! – гремел он. – Время не имеет значения для мертвых.

– Но я жив! Жив!

– Кто тебе сказал?

Ислам-Али сделал нечеловеческое усилие, чтобы подняться и набрать в грудь затхлого воздуха. Ничего не вышло. Склеп, видимо, обсыпался, когда прогнил потолочный настил из дерева, и выбраться наверх, к свету, не представлялось возможным. Старик истошно завопил, понимая, что все зря…

Топот чьих-то ног вернул ему надежду. Кто-то его услышал! Это была жена… он уловил запах розового масла, которым она злоупотребляла.

Ислам-Али открыл глаза и проснулся, на сей раз по-настоящему.

– Что… где я…

– Дома… лежишь в своей постели, – тоном, каким разговаривают с тяжело больными, произнесла она. – У тебя была нервная горячка. Доктор уехал час назад. Он уверил нас, что опасность миновала, и ты поправишься.

Старик едва шевелил языком:

– И давно… я… хвораю?

– Ты слег в тот же вечер, когда приехал Камиль. Мы с ног сбились, выхаживая тебя…