Шантаж от Версаче - Татьяна Гармаш-Роффе Страница 14

…В четверг к вечеру Кис уже знал, кому принадлежит квартира на Бережковской набережной. Андрей Зубков, тридцать три года, бизнесмен. Не женат. К суду не привлекался. Ничего за ним нет.

Эта информация Киса насторожила. Ведь, если память ему не изменяет, по словам Реми, выходило, что мужчине было около пятидесяти!

И как это прикажете понимать?

В четверг к вечеру человек, прятавшийся ночью в кустах у дома на набережной, уже знал, кому принадлежит песочного цвета «Нива».

Она принадлежала частному детективу Алексею Кисанову, проживающему на Смоленке.

Оставалось непонятным, какого черта он приперся ночью к дому на набережной? К тому же не один – в его машине кто-то сидел. Кажется, мужчина. Личность не удалось установить.

Но это всего лишь дело времени.

В четверг к вечеру Реми убедился, что Ксения рассказала ему чистую правду. Что-то она, конечно, недоговаривала… Но он ведь и не спрашивал, правильно? Она рассказала ему то, что считала нужным. Они едва знакомы, и почему она, собственно, должна?.. Она к нему как к детективу обратилась, а не как к исповеднику! А у него, у Реми, из-за этого совершенно естественно возникли какие-то неувязочки.

Но в целом ее рассказ был правдой. Увиденная в четверг вечером сцена принесла тому несомненные доказательства…

И испугала.

…До встречи с Ксюшей у него был свободный час, то есть их было два, но вычесть побриться, вычесть переодеться, вычесть поймать тачку и заехать за Ксюшей – получалось час. И этот час Реми решил посвятить небольшой экскурсии к дому на набережной. Понаблюдать за окнами, понюхать обстановку. Он не искал и не ожидал увидеть ничего конкретного, но практика расследования его приучила не пренебрегать наблюдением, особенно в тех случаях, когда не знаешь, с чего начать.

Хорошая привычка (одна из, разумеется!) оправдалась и на этот раз. Скучно пронаблюдав в течение почти сорока минут редких входящих и выходящих из подъезда людей, два окна на втором этаже, в которых никто не появлялся и не зажегся в ранних сумерках свет, он собрался уже было уезжать, как увидел худого чернявого парня, выходящего из подъезда. В этом не было, конечно, ничего необычного, кроме того, что он вошел в этот подъезд всего лишь минут десять назад. Выйдя, парень никуда не направился, а, прикурив, остался стоять у входа, словно кого-то поджидая. Скорей всего он не застал дома кого-то из знакомых и решил подождать…

Реми тоже стал поджидать. Прошло еще минут двенадцать, прежде чем у подъезда оказалась пожилая толстая женщина в зеленом пальто с большой сумкой. Парень заговорил с ней. Женщина поставила сумку на землю, что-то переспросила и покачала головой. Затем снова заговорила, размахивая руками, – слов Реми не понимал, да и слышать не мог, но один жест понял: соседка обвела руками свою голову и потом провела ребром ладони по бедру… Реми этот жест понял таким образом: вот такой берет, а из-под него – вот такой длины волосы…

Это было, несомненно, описание Ксюши.

Парень покивал, спросил еще что-то, но соседка пожала плечами, после чего чернявый торопливо покинул ее.

Реми велел таксисту ехать за ним, но был вскорости вынужден оставить эту затею, поскольку парень исчез в метро.

Итак, кто-то интересуется Ксюшей? Как могла соседка ее заметить? Когда? Тогда ли, когда Ксюша приходила смотреть квартиру и сбежала, оставив там труп ее владельца? Или в тот день, когда они приходили вместе? Ксюша выносила мусор… Он, конечно, предварительно выглянул и окинул взглядом пустынную лестницу, но ведь в дверях есть «глазки»… Впрочем, сейчас это уже не так важно. Важно лишь то, что кто-то ее уже разыскивает…

Плохо это. Нужно будет с Алексеем переговорить.

… Весь вечер Реми продолжал успешно начатое накануне дело по терянию головы. Он удивленно смотрел на миловидное Ксюшино лицо и пытался понять, что же его так приворожило. Можно, конечно, объяснить это тем, что Ксения весьма хороша собой, что она интересный собеседник – умна, образованна, с милым, легким юмором… Только на самом деле это не объясняло ничего. Суть была в чем-то другом…

Но определение ускользало от Реми. Он привык видеть в женщинах довольно откровенное желание понравиться, произвести наивыгоднейшее впечатление, продемонстрировать свои женские достоинства, переиграть реальных и потенциальных соперниц при помощи набора явных и неявных колкостей и уловок – короче, завоевать мужчину всеми средствами. Что, в общем-то, Реми всегда нравилось… Или – при ближайшем рассмотрении – что ему всегда льстило и на что он неизменно покупался.

Однако в Ксении вовсе не было этого духа завоевания и соперничества, не ощущалось ни малейших усилий произвести впечатление. Напротив, в этой девушке было какое-то хрупкое, ненавязчивое обаяние, которое он сравнил бы с ароматом духов, легко коснувшимся лица, как дорогое, нежное воспоминание… Слова, которыми он привык выражать свое отношение к понравившейся женщине, грубые мужские слова, употребляемые в мужской компании, – эти слова не могли бы быть произнесены в отношении Ксюши даже мысленно. Он испытывал к ней неодолимую, оплавляющую его нежность – хотелось сгрести ее в охапку, прижать к себе покрепче, закрыть глаза и вдыхать яблочный запах волос, свежих щек, тереться своей колючей скулой, быстро зараставшей щетиной, о нежную персиковую кожу; он хотел пить тепло ее тела, которое шло из-под двух расстегнутых верхних пуговок платья, и думать – это принадлежит мне. Хотелось озарять свое утро теплым радостным взглядом этих глаз, хотелось заканчивать день прикосновением к ее коже, волосам, губам, погружением в этот чистый источник счастья… Вот, вот оно, слово: от Ксюши веяло счастьем. Словно она носила в себе чистое, прозрачное озерко счастья, и безудержно манило в него войти, напиться, окунуться… Это было бы высшим мигом блаженства, и дальше его воображение не хотело идти, потому что можно было все только испортить всякими «дальше».