Хранительница тайн - Кейт Мортон Страница 14

– Еще бы. Когда эти две встречаются…

– Их бы энергию да в мирных целях.

– Да уж.

Горячий воздух вырвался из духовки, где Роуз пекла малиновый пирог, фирменное мамино блюдо. Сладкий запах нагретых ягод разнесся по кухне, и Лорел закрыла глаза.

Ей потребовался целый месяц, чтобы набраться мужества и задать Дороти прямой вопрос. Родители твердо решили никогда не упоминать о случившемся. Вероятно, Лорел так и не осмелилась бы начать разговор, если бы тот человек не начал ей сниться. Каждую ночь незнакомец в черной шляпе выходил из-за угла дома и шел к ее матери…

– Неплохо, – заметила Роуз, выдвигая противень. – До маминого ему далеко, но я не волшебница.

Лорел нашла мать на кухне – там, где сейчас стояла Роуз, – за несколько дней до отъезда в Лондон и спросила без обиняков:

– Откуда тот человек знал твое имя, мам?

Не успев договорить, Лорел мысленно взмолилась: пусть мама скажет, что она ослышалась.

Дороти ответила не сразу. Она подошла к холодильнику, открыла дверцу и стала шарить внутри. Целую вечность Лорел разглядывала ее спину и совсем было потеряла надежду, когда мама произнесла:

– Из газеты. Полицейские сказали, что он мог прочесть обо мне в газете. Газету нашли у него в сумке.

Ясность, которую так жаждала Лорел, наступила. Незнакомец увидел фотографию Дороти в газете и отправился на поиски. Но почему? Еле слышный вопрос прозвучал где-то внутри, однако Лорел заставила его умолкнуть. Тот человек был сумасшедшим, вот и объяснение. Да и какая теперь разница? Все давно закончилось. Лорел не стала слишком пристально всматриваться в нити рисунка, и картинка не утратила цельности.

И оставалась таковой до сих пор – до сегодняшнего дня. Невероятно, но прошло полвека, прежде чем старая фотография и упоминание забытого женского имени дали мыслям Лорел новый толчок.

Противень со щелчком встал на место.

– Еще пять минут, – объявила Роуз.

Лорел отхлебнула вина и, старательно изображая беспечность, обратилась к сестре:

– Роуз?

– М-м-м?

– Я про ту фотографию… Та женщина, которая подарила маме книгу…

– Вивьен.

– Да. – Лорел вздрогнула и поставила бутылку на стол. Это имя оказывало на нее какое-то магическое воздействие. – Мама когда-нибудь о ней говорила?

– Совсем немного. После того, как я нашла фотографию. Они дружили.

Лорел вспомнила дату: тысяча девятьсот сорок первый.

– Во время войны?

Роуз кивнула, складывая кухонное полотенце аккуратным прямоугольником.

– Она сказала, что Вивьен была родом из Австралии.

– Из Австралии?

– Она переехала в Англию ребенком. Это все, что я знаю.

– Как они познакомились?

– Мама не рассказывала.

– Почему мы никогда с ней не встречались?

– Понятия не имею.

– Разве не странно, что мама никогда о ней не упоминала? – Лорел отхлебнула вина. – Интересно, почему…

Прозвенел таймер.

– Может быть, они поссорились, и их пути разошлись. Откуда мне знать? – Роуз натянула кухонные рукавицы. – А что тебя заинтересовало?

– Да так, ничего.

– Тогда пошли есть, – сказала Роуз, вынимая форму из духовки. – Выглядит весьма аппетитно…

– Она умерла, – промолвила Лорел с внезапной убежденностью. – Вивьен умерла.

– Откуда ты знаешь?

– Это всего лишь предположение, – тут же пошла на попятную Лорел. – Шла война. Все могло случиться.

– Все когда-нибудь случается. – Роуз проткнула вилкой корочку. – Иногда даже глазурь выглядит весьма достойно. Ты готова броситься в пасть львам?

– А знаешь, – Лорел ощутила необоримое желание подняться на чердак и проверить свои предположения, – пожалуй, ты была права. Мне действительно нехорошо.

– Даже пирога не будешь?

На полпути к двери Лорел мотнула головой.

– Придется лечь пораньше. Не хочу утром встать с больной головой.

– Принести таблетку? Горячий чай?

– Нет, спасибо. Если только…

– Что?

– Пьесу.

– Какую пьесу?

– «Питер Пэн», книжку, в которой лежала фотография. Ее можно найти?

– Порой ты бываешь такой странной, – улыбнулась Роуз. – Ладно, так и быть, принесу я тебе твою книжку. – Она кивнула в сторону пирога. – Только с этим покончим.

– Не спешите, я буду у себя. Приятного аппетита. И еще, Рози…

– Что?

– Прости, что оставляю тебя на съедение этим двоим.

Во всем была виновата Австралия. Стоило Роуз упомянуть о месте, где родилась Вивьен, как в мозгу Лорел что-то щелкнуло. Она вспомнила, где впервые услышала это имя и почему оно так важно.

Пока сестры ели пирог и охотились за ножом, который им никогда не найти, Лорел перерыла чердак в поисках своего чемодана. У каждого в семье был свой собственный чемодан, тут мама была непреклонна. Это все из-за войны, однажды объяснил им папа. Все, что Дороти любила, уничтожила бомба, упавшая на ее дом в Ковентри. Ей хотелось верить, что ее дети избегнут такой участи. И пусть она не могла защитить их от сердечных ран, зато знала: каждый из них найдет свои школьные фотографии в целости и сохранности. Страсть матери к вещам – предметам, которые можно взять в руки и наделить неким особым смыслом, – граничила с одержимостью, а перед ее любовью к собирательству было трудно устоять. Все сохранялось, ничего не выбрасывалось, традиции соблюдались почти с религиозным рвением. Взять, к примеру, тот самый нож.

Чемодан Лорел подпирал старый радиатор, который папе так и не удалось починить. На крышке по трафарету было выведено ее имя. Истертые кожаные ремни и сломанные застежки годились только на свалку. Сердце Лорел затрепетало. Странно, что предмет, о котором она не думала пятьдесят лет, так четко возник в ее мозгу. Она помнила, как он выглядит, представляла, как возьмет его в руки, какие чувства он всколыхнет. Бледный призрак юной Лорел опустился на колени рядом с ней.

Внутри пахло сыростью и старым одеколоном, название которого она успела забыть, но запах заставил ее вновь ощутить себя шестнадцатилетней. Чемодан был забит бумагами: дневники, фотографии, письма, школьные аттестаты, выкройки.

Наконец в дальнем левом углу чемодана она нашла то, что искала. Тоненькую книжицу, полную воспоминаний.

Несколько лет назад ей предложили сыграть роль Мэг в «Дне рождения». Лорел отказалась. Единственный раз она позволила личной жизни вмешаться в свою театральную карьеру. Лорел отговорилась плотным съемочным графиком, хотя причина была в другом: она не могла отрешиться от того летнего дня шестьдесят первого года, с которым была связана пьеса.