Последний клиент - Константин Измайлов Страница 14

— Это еще надо хорошенько подумать, кто на ком…

— Папина небось?

— Бабушкина… — Скворцов нервно вырвал из пачки сигарету и с ожесточением вогнал кнопку прикуривателя в панель.

— Что, попа болит? — участливо поинтересовался Грибов.

— Угу. А у тебя?

— Да нет. Я работу на дом не беру. Дамочка моя ножи точит и в скалку гвозди забивает…

— Острием наружу?

— Тешу себя, что шляпками. — Сергей вытащил прикуриватель и передал его своему приятелю. — Ну что, браток, погнали?

— Куда это?

— Ко мне. Ты меня прикроешь от праведного гнева моей половины, а я изолью всю накопившуюся горечь. Для прояснения, как говорится, ситуации.

— Так начинай! — Скворцов включил передачу и медленно отчалил.

— С шефом я переговорил. Он прикрывает нашу деятельность. Но вот как только зайдет разговор о конфискате, придется выкручиваться. Господа из фонда такой визг поднимут, что и чертям тошно станет.

— Да и фиг с ними! Перетопчутся Все бумаги у нас в руках.

— Конечно, не подкопаешься, если под себя копать собственной лопатой.

— А что, есть противопоказания?

— Есть рудокоп. С корочками ФСК. Они всю бодягу сначала замешивать станут. И неизвестно, что у них из всего этого выбродит…

— Или кто?

— Или…

— Есть идеи?

— Да вот думаю пока. Как у тебя с раскладом по Розанову?

— По факту смерти Гаспаряна назначено служебное расследование в рамках управления по исполнению…

— Сейчас, как же! Цирик цирику глаз не выклюет. Ты-то что предпринял?

— Своему ироду рапорт на стол.

— А он его в ящик!

— А куда же?

— А знаешь, братец, почему?

— Ну-ка?

— А потому что не в пример тебе и господину Галкину твой ирод знает фамилию предыдущего управляющего этими любителями дорогостоящих цацок.

— И кто же он?

— Дружище Мостицкий. Владелец заводов, домов, пароходов…

— И что этот Мостицкий?

— Как выяснилось, на последнем собрании акционеров он отказался принять программу Розанова, которая предполагала одностороннее увеличение квот по продажам, и снял свою кандидатуру с голосования…

— То есть взял самоотвод?

— Видать, он хорошо себе представлял разницу между «само» и «громоотводом».

— Очевидно, кто-то намекнул ему о возможном печальном исходе подобных инициатив. Вот узнать бы, кто именно?

— А посложнее вопроса у тебя не найдется? Например, почему трава зеленая?

— А что, и на этот вопрос у тебя ответ есть?

— У меня по ботанике в школе твердое «три». Как и по физике…

— Ну, допустим, что Мостицкий знал заранее о возможных неприятностях с этими лишними алмазами. Так с какого хрена ему было не предупредить Розанова?

— Вот здесь ответ очевиден — ему бы задали вопрос: занимая пост управляющего, чьи интересы вы преследовали? Это раз. Второе: попросили бы рассказать о фазе первоначального накопления капитала, а также об источниках кредитования всех его финансовых мероприятий. А ты прекрасно знаешь, как эта публика любит распространяться о своих успехах на ниве выколачивания денег в абсолютно нищей стране. Мелькают по «ящику» господа картавые, беспрестанно похлопывающие себя ладошкой по карману. Похлопывают и стенают: «Любите нас, любите! А если не полюбите, то все вы антисемиты, фашисты и сволочи…»

— А твой приятель Галкин?

— А что Галкин? Он тоже не очень спешит ассимилироваться. Вон и девку в жены взял с прибабахом. Да ко всему прочему еще и Инга.

— Это он чтоб свою маму не расстраивать…

— Допускаю. Хотя всю сознательную жизнь косил под русского. А теперь, возможно, и у него возникли противоречия меж положением титульной нации и внутренним содержанием.

— А что Мостицкий?

— Да у него одних должностей с полтора десятка. И везде, куда ни сунься, в учредителях. Вот занялся бы, выдернул его и поспрошал…

— Куда теперь-то? — Скворцов криво ухмыльнулся.

— Направо, под арку, третий подъезд.

— Может быть, мне не стоит подниматься?

— На съедение хочешь меня оставить?

Скворцов заглушил двигатель и вышел из машины.

— Только не дол… — начатую фразу за него закончил приглушенный хлопок, и приятель Грибмана как-то безобразно упал в снег у переднего колеса.

Сразу за первым последовал второй выстрел — в лицо Сергея ударили осколки лобового стекла. Грибман, резко пригнувшись за панель, вырвал из кармана ПМ и выкатился из машины. Третья пуля ударила в левое плечо: чуть ниже и правей — и прощай, Нинон! Он перевернулся через спину, не спуская глаз с темнеющего входа в подъезд. А еще вчера лампочка горела! И восемь раз подряд нажал на спусковой крючок. Грохот такой, что уши заложило. Сергей, с трудом отыскав точку опоры, поднялся, с жалостью взглянув на расстрелянный пистолет, — перезарядить его было некому: запасная обойма в сейфе, да и левая рука повисла, как мокрая простыня на веревке в безветренную погоду.

— Выходи, сука! — срываясь на визг, заорал он. В темноте подъезда что-то стукнуло, послышался какой-то невнятный, тестообразный шлепок, и из дверей, буквально в чем мама родила, выскочила обезумевшая мадам. Полы халата расстегнуты, колени в грязи, и только по гордо вздымающейся груди Грибман узнал в ней свою ненаглядную.

— Сережа! — крикнула она. — Там в темноте кто-то… И я упала!

— А нехрен бегать по ночам, черти тебя б забодали! — Грибов обошел «Москвич» и склонился над Скворцовым. — Поднимись в квартиру, вызови ментов и «скорую». И Климычу позвони на «трубу». Его номер — первый в моем большом блокноте.

— Первый на букву «К»?

— Вообще первый, понятно?

— Да, — с некоторым сомнением проговорила Нинон. Она отправилась было к подъезду, но тут же замерла. — А как быть с этим?..

Сергей оставил тело Скворцова — теперь о нем позаботится патологоанатом — и, скрипя зубами, доковылял до двери подъезда. За ней темным мешком лежал труп, и под него натекло уже немало кровушки. Сергей ткнул тело носком ботинка — голова трупа откинулась в сторону.

— Нинон! Сними с него… — Грибман указал пустым стволом на темный лыжный шлем, натянутый до подбородка.

— Ну нет! Не могу!

— А как на кухне, курей на газу палить?! Не могу! Давай!

Нинон брезгливым движением стянула шлем с головы стрелка, и Сергей, нагнувшись, из оставшихся сил подтянул лицо убитого к свету:

— А я тебя знаю, сучья маска! Раньше надо было тобой заняться, старый ты пидор! — Грибман разжал кисть, и голова стрелка звонко стукнула в бетон. — Слушай, Нинон! Сегодня мы с тобой размножаться не будем… А вот грамм триста коньячку я бы выпил…