Ледяная принцесса - Камилла Лэкберг Страница 14

— Да, спасибо, учитывая обстоятельства, довольно хорошо. Начала понемногу наводить порядок в вещах, но по-прежнему дел непочатый край.

Марианне всегда понимала ее с полуслова, и благодаря своей безупречной интуиции она тут же почувствовала, что это совсем не то, о чем с ней хочет поговорить Эрика.

— Ну, так что я для тебя могу сделать? Я вижу, что у тебя что-то случилось. Так что даже не пытайся.

— Да, ну, во-первых, мне действительно очень совестно за то, что я так долго тебе не звонила, а сейчас получается, что звоню только потому, что мне нужна твоя помощь.

— Да ладно, не тяни кота за хвост. Чем я могу тебе помочь? Возникла какая-нибудь проблема с наследством?

— Да, можно так сказать. — Эрика сидела за кухонным столом и крутила пальцем письмо, которое пришло с утренней почтой. — Анна — или, правильнее сказать, Лукас — хочет продать дом во Фьельбаке.

— Да что ты говоришь! — Из голоса Марианны пропала вся профессиональная невозмутимость. — Этот нахал слишком много о себе возомнил. Вы же любите этот дом.

Эрика внезапно почувствовала, что внутри у нее опять что-то сломалось, и она расплакалась. Марианне замолчала и тут же по телефону постаралась передать Эрике волну своего участия:

— Как ты там на самом деле? Хочешь, я приду? Я могу быть у тебя сегодня вечером.

Слезы потекли еще сильнее, но скоро она перестала всхлипывать, настолько, что можно было попробовать начать снова говорить:

— Ты очень добра, но я в порядке, правда. Просто за последнее время слишком много всего случилось. У меня уходит куча времени на то, чтобы разбираться в маминых и папиных вещах, а потом — за мной еще книга. Издательство меня торопит, и эта история с домом. И в довершение всего я в прошлую пятницу нашла мертвой подругу детства.

Ее неожиданно стал разбирать смех, и, несмотря на слезы, Эрика истерически захохотала. Но все же довольно скоро ей удалось успокоиться.

— Ты сказала «мертвой» или я неправильно расслышала?

— К сожалению, ты все расслышала абсолютно верно. Извини, что я засмеялась, наверное, это показалось тебе ужасным. Просто все это слишком для меня. Она в детстве была моей лучшей подругой. Александра Вийкнер, которая совершила самоубийство в ванне своего дома во Фьельбаке. Возможно, ты ее знаешь. Она и ее муж Хенрик Вийкнер вращались в высших кругах, как раз с людьми из этого общества ты у себя в Гётеборге и общаешься. Или я ошибаюсь?

Она улыбнулась, представляя, что Марианне сделала то же самое на том конце телефонной линии. Когда они были студентками, Марианне жила в Майурне и со страшной силой боролась за права рабочего класса. И они обе знали, что по прошествии лет Марианне заставила себя полностью поменять свои взгляды в обмен на то, чтобы влиться в совершенно иную среду, за чем автоматически последовала работа в знаменитой адвокатской конторе. Теперь у нее были шикарные костюмы со сшитыми на заказ блузками, коктейль-пати в Оргрюте — все как положено. Но Эрика знала, что и эти взгляды, и эта респектабельность были у Марианне всего лишь тонким слоем лака поверх ее мятежной сущности.

— Хенрик Вийкнер. Да, я о нем слышала. У нас даже много общих знакомых, но как-то так вышло, что мы никогда не встречались. Безупречный бизнесмен — беззастенчивый, наглый и бесчувственный, по слухам. Из тех типчиков, который может выставить на улицу сотню человек перед завтраком только для аппетита. А у его жены, по-моему, бутик?

— Галерея. Абстрактное искусство.

То, что Марианне сказала о Хенрике, сильно озадачило Эрику. Она никогда не причисляла себя к настоящим знатокам человеческой натуры, но в ее глазах Хенрик совершенно не соответствовал образу безжалостного дельца. Она оставила тему Алекс в покое и обратилась к настоящей причине своего звонка Марианне:

— Я сегодня получила письмо от адвоката Лукаса. В пятницу они приглашают меня в Стокгольм на встречу по поводу продажи дома мамы и папы, а я полный ноль в юридических делах. Какие у меня права? И, вообще говоря, у меня хоть какие-нибудь права есть? Лукас действительно может все это сделать?

Эрика почувствовала, что у нее опять начинает дрожать нижняя губа, и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. За кухонным окном опять искрился лед: после нескольких ненастных, дождливых дней столбик термометра по ночам вновь опускался ниже нуля. Эрика увидела, как к окну прилетел воробей и сел на подоконник, и напомнила себе не забыть купить сальный шар — повесить его для птичек. Воробей с любопытством покрутил головой и легонечко стукнул клювом в окно. Убедившись, что здесь ему ничего не перепадет, он улетел восвояси.

— Как ты знаешь, в основном я занимаюсь делами, связанными с налогообложением, я не адвокат по семейным делам. Так что я не могу ответить тебе прямо сейчас. Вот как мы поступим: я свяжусь с экспертом из нашего бюро и позвоню тебе в течение дня. Ты не одна, Эрика. Мы поможем тебе с этим. Я обещаю.

Было очень здорово услышать спокойный и уверенный голос Марианне. И когда Эрика положила трубку, окружающий мир показался ей немного светлее, хотя сейчас она знала ничуть не больше, чем до звонка Марианне.

Теперь ей нельзя больше расслабляться, а надо писать не отрываясь. Эрика заставила себя сесть за работу над биографией. Дело шло туго. Ей оставалось написать еще больше половины книги, а издательство уже нетерпеливо подгоняло ее, требуя первый вариант рукописи. Эрика напечатала почти две страницы формата А4, перечитала, а затем скомкала и выкинула в корзину результат нескольких часов работы. Она не чувствовала к биографии ничего, кроме отвращения. Удовольствие от работы давным-давно исчезло; вместо этого Эрика переписала набело статью об Александре, запечатала в конверт и написана адрес «Бохусландца». Теперь можно было позвонить Дану и немножко поковырять его свежую душевную рану по поводу того, что Швеция, на радость зрителям, исключительно зрелищно продула матч вчера вечером.

* * *

Комиссар Мелльберг довольно похлопал себя по большому пузу и подумал, не соснуть ли ему чуток. В настоящий момент делать было почти нечего, а та мелочь, что накопилась, не имела, как он считал, особого значения.

Он решил, что неплохо бы поспать и попереваривать плотный обед в тишине и покое. Но едва он закрыл глаза, как настойчивый стук в дверь возвестил о том, что секретарь полицейского участка Анника Янссон чего-то от него хочет.

— Какого черта! Ты что, не видишь, я занят.

Для того чтобы изобразить, насколько он занят, Мелльберг начал рыться в бумагах, которые кучами лежали у него на письменном столе, но преуспел лишь в том, что опрокинул чашку с кофе. Кофе пролился на бумаги, а теми немногими, которые остались сухими, Мелльберг начал промокать рубашку, манжеты и воротник которой больше смахивали на потрепанный низ брюк.

— Чтоб вас всех черти побрали! Я, мать твою, шеф этого заведения или нет? Ты что, так и не научилась хоть немного уважать начальство и стучать, прежде чем войти?