Версальский утопленник - Жан-Франсуа Паро Страница 14

На борту нельзя ничего утаить, и экипаж глухо роптал. Зачем на королевском военном фрегате, выступившем в боевой поход, нужен герцог, окруживший себя поварами, лакеями, жарильщиками и виночерпиями?

Война началась, думал Николя, и неужели принц не понимает, что, выставляя напоказ бессмысленную роскошь, он пробуждает недовольство команды, которой вскоре предстоят кровопролитные сражения? Какой пример подает сей родственник монарха этим мужественным людям, готовым к самым суровым испытаниям? Ведь жизнь их и без того проходит в постоянных тяготах, вдали от супруг и детей; они лишены радостей семейной жизни, и вдобавок им постоянно грозят жестокие телесные наказания.

Николя опасался грядущих сражений. Если события примут дурной оборот, ему придется усиленно оберегать принца. Перед отплытием в Бресте прошел слух, что английский адмирал Кеппель намерен во что бы то ни стало пленить герцога Шартрского, и на своем корабле «Виктория» уже привел в порядок удобную просторную каюту, где предполагает разместить его светлейшее высочество. Отношения Николя с герцогом нисколько не улучшились: Шартр по-прежнему обращался к нему надменно либо с подчеркнутым безразличием, а иногда делал ему непристойные предложения, кои Николя выслушивал почтительно и с полнейшим равнодушием.

17 июля «Сфинкс» объявил, что корабли, которые он преследовал накануне, без сомнения, принадлежат к английской эскадре; на следующий день французский флот выстроился в боевом порядке; уверенность в скором начале боевых действий подкреплялась сведениями, доставленными датским кораблем. 19-го с наветренной стороны показались паруса, и эскадра перестроилась в шахматном порядке. Прибывший из Бреста фрегат «Уазо» привез депеши двора. 20-го взяли курс на юг. 23-го в два часа пополудни, когда к сырой погоде прибавился туман, разведка заметила впереди тридцать с чем-то парусов, которые, по убеждению адмирала д’Орвилье, принадлежали эскадре Кеппеля. Ночью задул такой сильный ветер, что приходилось то и дело менять положение парусов. Вечером 24-го корабли эскадры, все как один, по команде легли на левый галс, приведя в несказанный восторг Николя. А на следующий день противники, невзирая на непогоду, выстроились друг напротив друга.

27 июля Кеппель начал маневрировать, в результате чего его эскадра выстроилась в шахматном порядке, намереваясь поражать французские корабли поодиночке, один за другим, начав с одного конца линии баталии и до другого. Повернув через фордевинд, д’Орвилье приблизился к противнику и, совершив разворот, потерял в ветре. Кеппель незамедлительно подхватил ветер. Тогда д'Орвилье поменял галс, и дивизион Шартра внезапно оказался из арьергарда в авангарде. «Сент-Эспри» открыл огонь, и сражение началось.

27 июля 1778 года, неподалеку от острова Уэссан.

— Господин маркиз, — прокричал Риву, — возвращайтесь к себе! Под огнем нельзя предаваться размышлениям!

С взволнованным видом он дергал Николя за рукав. Канонада усиливалась. В обшивке то тут, то там появлялись пробоины, нижние паруса изорвались в клочья, и их длинные полосы, словно гигантские кнуты, хлопали по ветру. Свист ядер и треск ломающихся мачт становились все громче, призывая к осторожности. Вереницы пуль, с пронзительным визгом мчавшиеся мимо, взрывались с сухим треском. Инстинктивно пригибаясь, Николя понимал, что находится в самой гуще сражения, однако он все еще продолжал размышлять: глубоко въевшаяся привычка все анализировать не отпускала его. Внезапно он остро ощутил бессмысленность морского сражения. Он понимал, зачем и почему, на виду у всех, сходятся в схватке сухопутные армии, обороняя или, наоборот, пытаясь захватить чью-нибудь территорию. Но здесь, среди неведомых опасностей морского простора, желание уничтожить друг друга, превратить деревянные суда в груды обломков и головешек кажется полнейшим безумием! Как можно определить победителя? Прямое истребление людей ничего не решает и ни к чему не приводит. Рядом с ним упал стрелок, и он, выхватив из рук убитого оружие, выстрелил наугад в сторону окутанного дымом грозного силуэта, изрыгавшего огонь и железо. Методично перезарядив ружье, он снова выстрелил и стрелял до тех пор, пока просвистевший мимо снаряд, задев ружье, не снес часть замка. Поискав глазами герцога, Николя сквозь дым разглядел его спину. Повернувшись к Ла Мотт-Пике, Шартр что-то кричал ему в ухо. Раздраженное выражение лица Ла Мотт-Пике поразило Николя.

Понимая, что он вряд ли сможет что-либо сделать для защиты принца, но вполне способен принести пользу остальным, он вместе с Риву принялся искать раненых и относить их в каюту, где хирург оказывал им первую помощь. Полнившийся воплями и жуткими запахами корабельный лазарет напоминал преисподнюю. Собрав с палубы раненых, они сделали попытку приблизиться к герцогу, но это оказалось делом весьма нелегким, ибо корабль постоянно содрогался, а путь преграждали обломки мачт.

— Мы подошли к неприятелю ближе всех! — прокричал ему в ухо Риву. — Англичане заняли подветренную позицию, облегчив ведение огня себе и затруднив его для нас, особенно из нижних портов!

Стоя на полуюте и вглядываясь в даль, они увидели, как «Бретань» посылает им сигналы. Николя и Риву подошли поближе к герцогу. Убийственный огонь англичан продолжался, вокруг падали люди, под ногами струились ручейки крови, со всех сторон сыпалось рангоутное дерево. Прислушавшись, им сквозь грохот с трудом удалось разобрать диалог Шартра с Ла Мотт-Пике.

— Я ничего не вижу, — говорил Шартр.

— «Бретань» просигналила уже трижды! — почти кричал Ла Мотт-Пике, — а это значит, что ваши головные корабли один за другим должны повернуть и атаковать противника на ближнем расстоянии. Действовать надо быстро.

— Что? Я ничего не слышу.

Ла Мотт-Пике повторил, однако Шартр по-прежнему пребывал в нерешительности.

— Мы ни в чем не уверены. Надо бы подстраховаться. Я отправлю шлюпку к д’Орвилье.

— Мы теряем время!

Французские корабли перестроились, в результате чего «Сент-Эспри» в полном одиночестве оказался прямо перед лицом врага, и его положение становилось все более угрожающим. Когда, казалось, уже ничто его не спасет, на помощь прибыл «Сфинкс» и заслонил его своим массивным корпусом, приняв на себя удары ядер, предназначенных для корабля принца. В конечном счете «Бретань» приблизилась к корме «Сент-Эспри», и адмирал, приставив к губам рупор, громко приказал герцогу вступить в бой с подветренной стороны.

Услышав изустный приказ, герцог, к великому облегчению Ла Мотт-Пике, одумался и решил встать во главе своего дивизиона, выстроив его за собой в линию. Противнику, развернувшемуся, чтобы атаковать французский арьергард, пришлось замедлить маневр. Сражение продолжилось. С обеих сторон множилось число разбитых и лишившихся мачт кораблей, однако ни одна, ни другая сторона не смогла взять в плен ни одного корабля противника. С каждым выстрелом оживала надежда, что враг вот-вот потонет, но надежда не оправдывалась, и в семь часов вечера обе эскадры, подняв остатки парусов, поплыли в разные стороны.

К вечеру, когда стихли последние выстрелы, со всех сторон стали слышны крики раненых, которым отрезали раздробленные конечности или зашивали раны. Как объяснил Риву, если бы «Сент-Эспри», а следом за ним и отданный под команду герцога дивизион сразу бы исполнили трижды повторенный сигналами приказ адмирала, не дожидаясь команды устной, победа была бы полной. Но из-за нерешительности герцога возможность вклиниться между английскими кораблями и атаковать их на близком расстоянии была упущена. Шартр промедлил, а субординация и почтительное отношение к принцу крови, без сомнения, не позволило Ла Мотт-Пике заставить сего начинающего моряка и капитана беспрекословно исполнить приказ адмирала.