Сезон охоты на падчериц - Наталья Саморукова Страница 14

— Тот человек из кафе, он все-таки умер, — сказал Алеша, когда я закруглилась с восторгами по поводу его родного города.

— Как жаль…

— Индусы считают, что смерть — это не конец, а начало. Так что печалиться не о чем.

— Не думаю, что это сильно утешит его близких.

— Как сказать… Высшая цель — не родиться снова, но не думаю, что тот человек уже достиг в своих перерождениях необходимой стадии.

— Это слишком сложно для меня, Алеша. Я, знаете ли, слышала о сансаре, но простите, у меня слишком европейские мозги, чтобы принимать это близко к сердцу.

— Такова суть нашей религии: только высший может умереть окончательно и больше не ступать в этот несовершенный мир. Но для этого надо пройти очень долгий путь.

— Вам бы хотелось навсегда оставить этот мир?

— Вы слишком много хотите от бедного вайшии.

— От кого?

— Да это я так, к слову… Одна из индийских религиозных школ делит людей по ступеням. На низшей находятся шудры — подмастерья и слуги. Вторая ступень — вайшии, люди, достигшие определенных успехов в самосовершенствовании. Ремесленники, предприниматели… Я из их числа.

— А кто выше вас?

— Кшатрии, личности, наделенные большой внутренней силой, способные управлять. И брахманы — духовные лидеры. Но это удел избранных. Я не замахиваюсь.

— Вы все это серьезно?

— Серьезно?

— Ну да, вы действительно так религиозны?

— Ах нет, не до такой степени, хотя я очень уважаю традиции и, разумеется, вера моих предков — это моя кровь и плоть. Но я все-таки в значительной мере человек светский. Да и наша религия гораздо свободнее всех остальных.

— Я как-то имела счастье быть на собрании поклонников Кришны, что-то я там большой свободы не заметила.

— О чем вы говорите? Это же сектанты. Вы, Настя, совсем не знаете индуизма.

— Да как-то без надобности было. Но общие представления все же имею.

— Индуизм — великая религия. Но не буду вас мучить подробностями.

— Отчего же, очень интересно.

— Суть в том, чтo ты и ктo ты на самом деле, а не что ты из себя представляешь. Кто встал на цыпочки, тому трудно стоять. Вы понимаете меня?

— Кажется, да. — Голова у меня начинала болеть от путаных Алешиных речей.

— Очень приятно общаться с понимающим человеком, — Алеша встал с дивана, — не прощаюсь с вами надолго. Увидимся в Москве?

Он ушел, и как я ни вслушивалась, не смогла различить его шагов на лестничной площадке, но когда выглянула в глазок, парня уже не было.

Как можно тише прикрыв за собой дверь, я отправилась на прогулку. Мне полюбились лениво-тягучие индийские ночи. Стоило выйти на воздух, запрокинуть голову к непроницаемо черному небу— и все тяжелые мысли моментально уносились прочь, далеко-далеко. Дальше, чем звезды. Здесь легко было примириться с тем, что мир бесконечен, что нет края у Вселенной и нет ответов на все вопросы, и легко было поверить в бесконечную цепочку перевоплощений, от травинки до бога путь был близок. Интересно, здесь можно вечером где-нибудь выпить? Калькутта — вполне современный город, надеюсь, на одинокую женщину в баре здесь не навесят непристойный ярлык?

Медленно бредя по неровному тротуару, вымощенному белыми камнями, не сразу заметила перемену пейзажа. Чистая дорожка под ногами сменилась узкой пыльной обочиной, а нарядные дома по обе стороны дороги малоприглядными строениями, по внешнему виду совершенно нежилыми.

Так, я никуда не поворачивала, шла все время прямо. Значит, надо развернуться на сто восемьдесят градусов и вернуться на исходные позиции.

Легко сказать. Через полчаса легкой рысью я вбежала в какие-то жуткие трущобы. Кое-где тускло светились окна, из глухого проулка доносился утробный собачий вой. Что же это такое? Как я могла заблудиться? Может, в Индии в один район, как в одну реку, не войти дважды? Я упрямо шла вперед, уверившись, что рано или поздно выйду в респектабельную часть города. Не может быть, чтобы клоака продолжалась до самой окраины. Навстречу мне пока попался только один совершенно мирный старец в темной рванине. Он даже не посмотрел на меня, просто ускорил шаг.

Воняло здесь так, что я невольно задерживала дыхание и стала почти уже задыхаться. Черт, черт, черт! Не хватало еще влипнуть в историю. Ахисма ахисмой, но кушать хочется всем. Взять у меня особенно нечего, но на лице это не написано. Выхода нет, придется звонить сестрам. Едва ли я смогу им внятно объяснить, где нахожусь, но, может быть, они позвонят своим знакомым? Однако близняшки на удивление быстро все поняли.

— Маленькая круглая площадь? Много мусора? Воняет? Ну конечно! Настя, как вас туда занесло? Вы с ума сошли, конечно! Стойте на месте, мы будем через несколько минут.

Откуда они так хорошо знают город? Это была их первая поездка не только в Калькутту, но и в Индию. По словам Ангелины они вообще мало где бывали, кроме своего закрытого колледжа.

Прикурив сигаретку, я постаралась слиться с поверхностью грязной стены, в тени которой решила скоротать ожидание. Первым из-за угла показался Фима, он быстрым шагом двигался в моем направлении, коротко бросая отрывистые фразы. Сзади ему отвечали. Разговор шел хоть и тихо, но на повышенных, нервных тонах. Девочки в светлых облегающих брючках и нарядных шелковых туниках с широкими рукавами, перехваченных диковинными поясами, нагнали Ефима и, слегка придержав его, стали быстро что-то втолковывать. Я уже вознамерилась пойти им навстречу, как вдруг заметила странные перемены в поведении Анны и Марии. Они на мгновение замерли и подобрались. Фима растерянно посмотрел на них, потом поднял голову. Со стороны небольшой грязной площади к ним приближались мрачные фигуры. Один, два, три, четыре… Четверо непривычно высоких индусов. Белые рубашки, смолянисто черные волосы… Они пугали меня куда больше кричащей нищеты ужасной улицы.

Фима непроизвольно попятился, на ходу засовывая руку в карман. Однако предпринять ничего не успел. Один из парней легко махнул рукой, и в смелого бодигарда полетел странной конструкции нож. Дальше, как в ускоренной съемке, события уплотнились, в каждую секунду происходило что-то новое.

Вот Фима кулем валится на землю. Вот над головой пригнувшихся Анны и Марии проносятся два кольца, около двадцати сантиметров в диаметре каждое. Одно ударяется о подслеповатое окно убогой хижины и вдребезги его разбивает, другое впивается в дерево рядом со мной. Я охаю и от страха даже не шевелюсь. Надо отступить в сторону, спрятаться, увещевает рассудок, но ни того ни другого я не делаю. Согнав холодное оцепенение, пытаюсь достать кольцо из трухлявой коры, едва не отхватив себе палец. Края плоского стального диска наточены так, что легко можно снести и голову. Вдох…выдох… Делаю маленький шаг вперед, но дальше животный, совершенно неконтролируемый ужас снова парализует меня. Так я и двигаюсь — шаг вперед, потом замираю, чуть не падая в обморок, потом произвожу еще одно крошечное движение.