Как стать плохим - Дэвид Боукер Страница 14

— Чем тебе отец не угодил? — спросил я. — Я в курсе, что он псих, ну а кроме того?

— Любишь списки? Пожалуйста, вот тебе список. Я терпеть не могу… Его сумасшедшие глаза. Как он хмурится, когда что-то идет не так. Его противный дискант. Его запах. Как он пытается целовать меня. Серые руки. Крошечные ножки. Грязные волосы. Омерзительный член.

— Что?

— Как-то он надел пижаму и пришел ко мне. Наклонился, и его член вывалился из штанов. Больше всего похоже было на вареную сосиску.

— Спасибо, что рассказала. Что еще?

— Беспорядок. Он никогда не отличался аккуратностью, но по крайней мере захламлял только свою комнату. Теперь бардак по всему дому. Ненавижу. Щетина в раковине после того, как побреется. А ест он, как обезьяна. Запихивает в рот огромные куски, как будто сейчас придет обезьяна побольше и все у него отберет. — Каро передернуло. — Мерзость какая.

— Закончила? — поинтересовался я.

— Даже не начинала. Эгоистичный грубиян. Хвастливый трус. Спит при свете, как дитя малое. А его политические взгляды?! Утверждает, что придерживается левых позиций, а сам считает, что женщин третьего мира надо принудительно стерилизовать для ограничения рождаемости.

— Может, у него взгляды левые, но как у Ленина? — предположил я.

— А еще его пафос… То себя историком величает, то моряком. В последний раз он, кажется, претендовал на звание поэта. Только вот ни строчки этот старый козел пока что не написал. — Каро со злостью пнула припаркованную рядом машину. — А как он водит?! Боже милостивый! Носится, как гонщик, хотя ни черта не умеет. Когда я в детстве с ним ездила, меня трясло от страха. Каждый раз, когда папаша садился за руль, он подвергал мою жизнь опасности. Его постоянно останавливали за обгон по встречке. Думает, суть вождения в том, чтобы оторваться от машины сзади и обогнать ту, что спереди.

— Да, плохо дело, — признал я. — Но он твой отец. Должно же в нем быть хоть что-то хорошее.

— Мне нравится, в каком состоянии его сердце.

— Каро…

— Нуда. Закупорка сердечных сосудов. Врачи сказали, он протянет года два, но это было четыре года назад. Я молюсь и молюсь, а хуже ему не становится. Теперь вот его подружка следит, чтобы он лекарства принимал.

— У меня вопрос. Если он такой придурок, почему ты просишь у него деньги?

— С паршивой овцы хоть шерсти клок.

* * *

Когда Каро стала жить отдельно, ее родители переехали в дом побольше возле Ричмонд-парка. По словам Каро, он им обошелся в шесть миллионов. И правда, просто дворец. У ворот каменные львы, а сам дом как-то непроизносимо называется… вроде «Морской приют». В садике стояла яхта. Гордон мнил себя великим моряком, хотя и с лодкой-то с трудом управлялся. Теперь, старый и больной, он и не рыпался выйти в плаванье. Все же продажа яхты явилась бы признанием собственного провала, поэтому гниющую яхту никто не трогал.

Мы поднялись на крыльцо, и Каро позвонила в дверь. Послышались шаги, дверь распахнулась, и на пороге возникла немолодая женщина с довольно грубым лицом. Крашеная блондинка, на вид — потасканная барменша, только заносчивая. Каблуки высокие, как на актере из шоу трансвеститов.

— А, Каролина, — мрачно молвила она. — Хоть бы позвонила…

— Решила сделать вам сюрприз, — с убийственной улыбкой ответила Каро. — Кстати, это Марк.

— У тебя столько парней, что всех не упомнишь.

Не то чтобы я сноб, но все же для служанки она вела себя довольно странно.

— Твоя дочь пришла! — крикнула женщина, удаляясь от нас по выстеленному ковровой дорожкой коридору.

— Это кто? — спросил я.

— Эйлин, — бросила Каро. — Злая мачеха.

Отец Каро сидел наверху в зловонном кабинете и с помощью лупы изучал какую-то книгу. Радио выплевывало новости так громко, что даже бывалые рокеры зажали бы уши. Вокруг громоздились книги — на полу, на всех предметах мебели. Не хватало только книжного шкафа.

Что бы там Каро ни говорила, выглядел Гордон неважно. Посеревшее лицо, налитые кровью глаза, раздувшееся брюхо. Наверное, таким Санта Клаус добирается домой после Рождества.

Несколько мгновений мы стояли в проходе, не привлекая его внимания. Потом Каро подошла к отцу и чмокнула его в щеку.

— Привет, милая! — воскликнул он. Кажется, он действительно был рад видеть дочь.

— Пап, знаешь, кто это? — Каро кивнула на меня. — Мы встречались, когда я училась в школе.

Гордон растерянно уставился на меня и несколько раз щелкнул пальцами.

— Да… Конечно! Джон… Джим?.. Джейсон! Ты держал китайский ресторанчик.

— Он что, похож на китайца? Нет, пап. Это Марк. Марк Мэдден.

Гордон нахмурился и покачал головой.

— Не помню.

Каро жестом попросила меня выйти и закрыла дверь. Я принялся ходить взад-вперед по коридору. В доме было довольно промозгло, хотя батареи работали вовсю.

Я вышел в переднюю. На стене висела фотография молодого темноволосого Гордона. Он копал в саду и курил трубку, а перед ним стояла пухленькая светловолосая девочка со знакомой гримаской на лице. Девочка держала в руках совок. Наверное, на фотографии ей было года четыре. Милый снимок из семейного альбома.

Я подошел к полке с книгами — поглядеть, есть ли что украсть. Одни дрянные книжонки — неудачные издания неплохих авторов. Единственным исключением являлось первое британское издание «Заводного апельсина», правда, без суперобложки. Я никогда не встречал этой книги в твердом переплете, так что сел на диван и принялся ее изучать.

Я почувствовал, что на меня кто-то смотрит, поднял глаза и увидел Эйлин.

— Только не вздумай ее прихватить. Каро всегда так делает. Каждый раз, когда она приходит, из дома что-нибудь пропадает. — Эйлин поставила поднос с чаем на расшатанный столик. — Оставлю здесь. Их лучше не беспокоить.

— Спасибо.

Она улыбнулась, чтобы дать мне понять, что пошутила насчет кражи книг. Впрочем, мы оба знали, что не пошутила.

— Пей, пока не остыло. — Она вышла, умудрившись каким-то образом вложить в обычную фразу холодное осуждение.

Я налил себе чаю, но только собрался пить, как хлопнула дверь, и на лестнице послышались торопливые шаги. В комнату вбежала Каро. Она плакала. Я встал и обнял ее.

— Ублюдок, — шептала она. — Ненавижу!

Полночи Каро болтала о своем наследстве, а мне просто хотелось спать.

— Если он не дает денег, это еще не значит, что он вычеркнет тебя из завещания, — убеждал я ее.

— Значит. Еще как значит. Раньше он всегда давал мне деньги. А теперь решил жениться на этой твари. Мол, извини, родная, мы копим на свадьбу… Она вцепилась в него когтями, Марк. Я теперь не получу ни пенни.