Похититель школьных завтраков - Андреа Камиллери Страница 14

– Она говорит, что хочет все рассказать дяде, – перевел Бускаино.

Сначала ребенок, теперь еще какой-то дядя!

– А это кто? – недоуменно спросил Монтальбано.

– Дядя, хм… это, наверное, вы, комиссар, – объяснил полицейский, – это у них уважительное обращение. Она говорит, что Карима пришла домой вчера около девяти утра, забрала сына и в спешке убежала. Говорит, вид у нее был возбужденный, испуганный.

– У нее есть ключ от верхней комнаты?

Бускаино перевел вопрос и ответил:

– Да.

– Пусть даст его нам, пойдем посмотрим.

Пока они поднимались по лестнице, старушка продолжала тараторить, и Бускаино едва успевал переводить. Сыну Каримы было пять лет, мать оставляла его старухе, когда уходила на работу; парнишку звали Франсуа, она родила его в Тунисе от какого-то заезжего француза.

Комната Каримы была безупречно чистой, здесь стояла двуспальная кровать, за занавеской – кроватка для малыша, столик с телевизором и телефоном, стол побольше с четырьмя стульями, комод с четырьмя выдвижными ящиками и платяной шкаф. Два ящика набиты фотографиями. В углу за скользящей пластиковой дверью уместились туалет, биде и раковина. Сильно пахло теми духами, запах которых комиссар почувствовал в кабинете Лапекоры и затем нашел у него в конторе – «Volupte». Кроме балкончика, здесь было еще окно, выходящее на задний двор с ухоженным палисадником.

Монтальбано взял одну из фотографий: красивая тридцатилетняя женщина, смуглая, с большими глазами, держит на руках ребенка.

– Спроси у нее, это Карима и Франсуа?

– Да, – ответил Бускаино.

– Где они ели? Здесь не видно плиты.

После оживленных переговоров со старухой полицейский пояснил: мальчик всегда ел у нее, Карима тоже по вечерам с ними ужинала, когда бывала дома.

– К ней приходили мужчины?

Едва услышав перевод, старуха явно возмутилась. Карима была почти что «джинн» (святая женщина, на полпути между смертными и ангелами), она никогда не занималась «харамом» (всякими мерзостями), зарабатывала на жизнь, горбатясь на других, убирая за ними. Она была славная и щедрая: давала денег, чтобы ребенка кормить и дом содержать в порядке, всегда больше, чем надо, и никогда не отбирала остаток. Дядя, то есть Монтальбано, конечно, знает толк в людях, как же он мог такое подумать о Кариме?

– Скажи ей, – попросил Монтальбано, разглядывая фотографии, – что Аллах велик и милосерден, но если она нас обманет, Аллах обязательно ее накажет. Те, кто водит за нос правосудие, потом горько жалеют.

Бускаино добросовестно перевел, и старушка замолчала, как будто в ней кончился завод. Потом внутренний ключик повернулся, и она снова принялась трещать без передышки. Дядя – мудрый человек, он, конечно, угадал: в последние два года к Кариме наведывался молодой мужчина, он приезжал на большой машине.

– Спроси, какого цвета.

После долгих и сложных переговоров переводчик сообщил:

– Кажется, серый металлик.

– Что делали этот мужчина и Карима?

То, что делают мужчина и женщина, дядя. Старуха слышала, как этажом выше скрипела кровать.

Он оставался на ночь?

Только однажды. А утром отвез ее на своей машине на работу. Но это был плохой человек. В ту ночь они очень шумели. Карима кричала и плакала, а потом плохой человек ушел. Старуха поднялась к Кариме – та сидела на полу голая, вся в синяках, и всхлипывала. Хорошо хоть Франсуа не проснулся.

Плохой человек случайно не приезжал в среду вечером?

Как дядя догадался? Да, приезжал, но они с Каримой ничего такого не делали, он посадил ее в машину и увез.

В котором часу?

Около десяти вечера. Карима привела к ней Франсуа, сказала, что не будет ночевать дома. И правда, утром она приехала около девяти и снова ушла вместе с ребенком.

Ее привез плохой человек?

Нет, она приехала на автобусе. Плохой человек появился спустя пятнадцать минут после их ухода, а как узнал, что их нет, вскочил в машину и помчался их искать.

Карима говорила, куда едет?

Нет, ничего не говорила. Старуха видела, как они пошли в старый город – там останавливаются междугородние автобусы.

Она взяла с собой чемодан?

Да, очень маленький.

Пусть старуха взглянет, все ли на месте в комнате.

Она открыла шкаф – по комнате сразу распространился сильный запах «Volupte», – выдвинула ящики, порылась в них.

В конце концов она сказала, что Карима взяла с собой пару брюк, рубашку, трусики – бюстгальтер она не носит. Еще она прихватила сменную одежду и белье для ребенка.

Пусть смотрит внимательно. Еще чего-нибудь не хватает?

Еще нет большой книги, что лежала возле телефона.

Выяснилось, что книга была чем-то вроде календаря-ежедневника. Наверняка Карима забрала его с собой.

– Видимо, она уехала ненадолго, – заметил Фацио.

– Спроси у нее, – сказал Бускаино комиссар, – часто ли Карима не ночевала дома.

Не часто, иногда. Но всегда предупреждала.

Монтальбано поблагодарил Бускаино и спросил:

– Можешь подбросить Фацио до Вигаты?

Фацио удивленно обернулся к начальнику:

– Разве вы не едете?

– Я останусь еще ненадолго.

Среди множества фотографий, которые Монтальбано принялся рассматривать, обнаружился большой желтый конверт, а в нем два десятка снимков обнаженной Каримы, в откровенных, а то и просто непристойных позах – нечто вроде портфолио, притом отменного качества. Почему такая женщина не нашла себе мужа, любовника, который бы ее содержал, вынуждена была торговать собой? На одной из старых фотографий беременная Карима влюбленно смотрела на высокого блондина, буквально повиснув у него на шее. Наверное, это был отец Франсуа, заезжий француз. На других Карима, совсем девочка, была рядом с мальчишкой чуть постарше, очень похожим, те же глаза, – конечно, это ее брат. Фотографий с братом, снятых в разные годы, было очень много. Последняя, видимо, та, на которой Карима держала на руках грудного ребенка, а брат был одет в какую-то форму и держал автомат. Комиссар взял этот снимок и спустился по лестнице.

Старуха опускала в котел рубленое мясо, смешанное с вареными зернами пшеницы. Рядом на блюде лежали подготовленные для жарки мясные лепешки, обернутые в виноградные листья. Монтальбано сжал кончики пальцев и поводил ими вверх и вниз. Старушка поняла вопрос. Сначала она показала на котел: «Кубба», потом взяла одну лепешку: «Кебаб».

Комиссар показал ей фотографию, ткнув пальцем в мужчину. Старушка произнесла что-то невразумительное. Монтальбано разозлился на себя: и что ему приспичило отпустить Бускаино? Тут он вспомнил, что многие годы тунисцы жили бок о бок с французами, и предпринял новую попытку: