Предательство Тристана - Роберт Ладлэм Страница 14

Скрипач играл свою любимую пьесу – «Крейцерову сонату» Бетховена, но не получал никакого удовольствия. С одной стороны, пианистка играла отвратительно. Эта безвкусно разодетая женщина, жена офицера СС, не обладала даже капелькой таланта и лупила по клавишам, словно подросток на школьном концерте. Ее вообще ни при каких обстоятельствах нельзя было назвать музыкантом. Да, она именно лупила по клавишам, совершенно не понимая музыки, полностью заглушая его игру в самых сложных, самых трогательных пассажах. К тому же она имела раздражающее обыкновение ломать аккорды, играя партию левой руки на мгновение раньше правой. Первая часть, бурное allegro, получилась относительно прилично. Но старая ведьма не обладала даже крошкой понимания, необходимого для того, чтобы исполнить тончайшую третью часть, andante cantabile, с ее виртуозными ритмическими украшениями.

К тому же пьеса была сложна даже для такого опытного музыканта, как он. Когда Бетховен послал рукопись великому парижскому скрипачу Рудольфу Крейцеру, которому посвятил сонату, сам Крейцер заявил, что сыграть ее невозможно, и никогда не исполнял ее публично.

К тому же акустика здесь была ужасающая. Исполнение происходило на квартире непосредственного начальника скрипача, штандартенфюрера Х. – Й. Кифера, парижского шефа отдела контрразведки Sicherheitsdienst [28], нацистской секретной службы. Пол в комнате был устлан коврами, стены увешаны тяжелыми драпри и гобеленами, так что звук затухал, едва сорвавшись со струн. Рояль был очень хорошим, фирмы «Бехштейн», но, увы, его никто не удосужился настроить.

Клейст сам не знал, почему он вообще согласился играть сегодня вечером.

В конце концов, работы у него было чрезвычайно много, а скрипка была лишь его увлечением.

Внезапно ему в ноздри ударил новый запах. Он узнал бергамот, апельсин и розмарин, смешанные с нероли и мускусом; ему было хорошо известно, что это «4711» – одеколон, выпускаемый немецкой парфюмерной фирмой «Мойлхенс».

Даже не поднимая головы, Клейст понял, что явился Мюллер. Мюллер, начальник местного надзора из Sicherheitsdienst, был одним из тех крайне малочисленных служащих СД, которые после бритья использовали одеколон. Большинство мужчин из СД считали это немужественным.

Мюллер не присутствовал ни на обеде, ни на домашнем концерте, а это значило, что он мог прийти только по какому-то срочному делу. Клейст решил пропустить повтор и поспешно доиграл четвертую часть, закончив сонату. Несомненно, появилась работа, которую следовало выполнить.

Аплодисменты были восторженные, сердечные и громкие, невзирая даже на то, что в комнате присутствовали не более двадцати пяти человек – все офицеры СД и их супруги. Клейст кивнул публике и поспешно отошел к стене, где его поджидал Мюллер.

– В деле появились сложности, – негромко сообщил Мюллер.

Клейст – в одной руке он держал скрипку, а в другой смычок – кивнул.

– Вы о радиостанции?

– Совершенно верно. Англичане вчера около полуночи произвели парашютную выброску в Турени. Несколько контейнеров оборудования для связистов. Наш осведомитель предупредил нас о выброске. – Мюллер самодовольно добавил: – Наш осведомитель никогда не ошибается. Он утверждает, что этот груз приведет нас прямо к reseau [29]. – Этим французским словом он назвал структуру агентурного шпионажа, созданную противниками во Франции.

– Оборудование доставили в Париж? – спросил Клейст. Кто-то остановился рядом с ним, видимо, чтобы высказать комплимент его исполнению. Клейст повернулся, не узнал в лицо подошедшую женщину, сухо кивнул и снова повернулся к Мюллеру. Женщина ушла.

– В квартиру на улице Мазагран, около ворот Сен-Дени.

– Там находится радиостанция? На улице Мазагран?

Мюллер покачал головой.

– Только перевалочный пункт. Квартира принадлежит какой-то старой шлюхе.

– Так оборудование доставили?

Мюллер улыбнулся и медленно кивнул.

– И забрали. Агент – мы думаем, что он англичанин, который живет здесь под прикрытием.

– Ну и?.. – нетерпеливо бросил Клейст.

– Наша команда потеряла его.

– Что?! – Клейст вздохнул, не скрывая своего отвращения. Не было видно конца провалам полевых команд СД из-за некомпетентности. – Вы хотите, чтобы я поговорил с этой шлюхой, – утвердительно заметил он.

– Я не стал бы терять времени, – сказал Мюллер. – Кстати, вы играли просто великолепно. Это был Бах?

Шлюха промышляла возле огромной арки в конце улицы Фобур де Сен-Дени; арка была выстроена в семнадцатом веке в честь победы Людовика XIV во Фландрии и на берегах Рейна. Вообще-то там собрались пять шлюх. Они болтали между собой, поворачиваясь лицами и всем телом к прохожим, усталым мужчинам, торопившимся попасть домой до начала комендантского часа. Нужная могла быть любой из них, понял Клейст.

Неспешно пройдя мимо в своей новенькой зеленой форме СД, он заметил, что три женщины слишком молоды; ни одна из них не могла быть той «старой шлюхой», которую описал ему Мюллер, той, чья квартира использовалась как перевалочный пункт для доставки оборудования, сброшенного в Турени самолетами королевских военно-воздушных сил. По словам Мюллера, этой шлюхе было лет сорок и она имела незаконного сына двадцати четырех лет, который активно участвовал в Сопротивлении. Она часто позволяет сыну использовать ее квартиру для временного хранения всяких противозаконных вещей. Только две из пяти проституток выглядели настолько старыми, что могли иметь двадцатичетырехлетнего сына.

Его ноздри расширились. Он безошибочно уловил смешанные запахи, связанные в его памяти с французскими проститутками, – вонь дешевых сигарет и дешевых духов, которыми они всегда пытались скрыть свою нечистоплотность. Эти женские запахи не могли перебить запах несмытых мужских выделений. Эта смесь, кстати, действовала весьма возбуждающе.

Все пять, конечно же, обратили внимание на его форму – он намеренно пришел в ней. Три шлюхи направились ему навстречу; каждая проговорила ему: «Guten Abend» [30], умудряясь даже в этих двух словах немыслимо исковеркать немецкий язык. То, что две старшие остались на месте, нисколько не удивило его. Эти, вероятно, терпеть не могли немецких оккупантов, по крайней мере, меньше скрывали свои чувства. Он остановился, улыбнулся женщинам, возвратился к ним. Теперь он прошел совсем рядом с ними.