Особенности национальной милиции - Михаил Серегин Страница 14

– У нас сельезное дело, не мешай, – отрезал Федин знакомый. – Мы плячемся от Лидии Алкадьевной.

– А-а, – понимающе протянула голова и исчезла, поднявшись наверх.

Ганга облегченно вздохнул. Пронесло! Он уже думал, сейчас мальчишка закричит, испугавшись большого дядьки, воровски спрятавшегося под столом. А тогда прибежит воспитательница – и прощай неуловимый ингредиент. Выскользнет опять из-под самых рук, издевательски похихикав в лицо.

– А там Сухоруков дворника привел. Он тоже манную кашу не любит, – раздалось над столом. – Они вдвоем под столом сидят.

Вот этого говорить не следовало. Детские души не менее любопытны, чем женские, только цель у их любопытства значительно разная: женщина старается быть в курсе всех событий, чтобы с упоением растрезвонить подругам последние сплетни, а ребенок сует свой нос во все щели ради того, чтобы развиваться и узнавать новое. Исключительно по этой причине, а не по какой другой, под крышкой стола стали появляться и исчезать детские головки, крайне заинтересованно окидывающие взглядом Федора.

С разных сторон стола полетели фразы:

– Это теперь его домик будет?

– Давайте, мы о нем будем заботиться. Как о Хомке, хомячке.

– А чем дворников кормят?

– В зооуголке есть корм для рыбок.

– А ты будешь нашим Хомкой?

Ганга, сложенный втрое под маленьким столом, давно отлежавший левую руку и ногу, безнадежно уронил голову на холодный линолеум, издав протяжный, мучительный стон.

– Дети, как вы ведете себя за столом? – прозвучал голос воспитательницы.

Федор уже и забыл, что в заведении, подобном детскому саду, может оказаться взрослый. Только теперь он обратил внимание на то, что за все время общения с детьми он ни разу не услышал голоса воспитательницы.

Вероятнее всего, она выходила из комнаты, хотя парень утверждать этого не стал бы. Итак, девушка задала вопрос.

– Сядьте все ровно.

– Не выдавайте нас, – шепотом попросил противник манной каши.

– Не шамневайся, – заверила полненькая девочка с отсутствующими двумя передними зубами. – Не жаложим.

Дети сдвинули коленки, выпрямили спинки, замерли. Их идеальная поза напомнила Феде занятия по строевой подготовке в школе. Как жалко было ребят, с раннего возраста вкусивших терпкий вкус дисциплины.

В группе повисла тишина. Напряжение охватило Гангу, и струйки пота защекотали по спине. Он посмотрел на своего соратника, с философским спокойствием пережевывающего жевательную резинку, и восхитился его самообладанию. Ни один мускул не дрогнул на мужественном, бледном лице малыша. Не то что у Ганги, мучимого нервным тиком.

– А где у нас Сухоруков? – заметила пропажу воспитанника Лидия Аркадьевна. – Он еще не помыл руки?

Федор почувствовал, как волосы на голове тревожно зашевелились, а уголок рта, дернувшись, упал вниз. Сухоруков же словно не слышал роковой фразы, жевал себе и любопытно рассматривал «ожившие» волосы курсанта.

– Нет. Он, што ли, под штолом, – тоненьким голоском ответила девочка, обещавшая не заложить.

– Под столом? – изумилась воспитательница. – Сухоруков, ты что там делаешь?

– Лидия Алкадьевна, я здесь от манной каши плячусь. – Мальчик посмотрел на Федора серьезными, водянисто-голубыми глазами. – И в гости к Мамановичу зашел. У него немножко тесно, зато интелесно и жувачки налеплены.

Ганга кожей почувствовал изумленное недоумение, источаемое воспитательницей, а заодно навечно попрощался со своим здоровьем, оставшимся в далеком, беззаботном прошлом. Перед его глазами возникли ноги в модельных туфельках. Наклонилось лицо, вытянутое в непонимающую мину. Федор не знал, куда себя деть. Если бы можно было раствориться в воздухе, пусть даже без последующего материального воплощения, он бы не задумываясь растворился. Но наука пока не знает способа перехода человеческого существа в газообразное состояние.

– Наверху так жарко, – невпопад хриплым голосом выдавил из себя курсант и понял, что влип по самые уши.