Коновод с баржи "Провидение" - Жорж Сименон Страница 14

Когда опознание было закончено, Вилли перенесли в угол, подальше от печки, и покрыли коричневой клеенкой, сняв ее со стола из неплотно сбитых досок.

В кафе стоял тот же запах. Пахло пряностями, конюшней, смолой, дешевым вином.

А следователь, который слыл самым дотошным судейским в Эперне — он принадлежал к семье Клерфонтен де Ланьи и очень гордился своим дворянским происхождением, — протирал пенсне, повернувшись спиной к огню.

Прежде всего, он сказал по-английски:

— Вы, наверное, предпочитаете объясняться на родном языке…

Сам он хорошо говорил по-английски. Может быть, правда, немного манерно. И кривил рот, как это делают все, кто тщетно пытается подражать истинным англичанам.

Сэр Лэмпсон поклонился и, повернувшись к письмоводителю, стал медленно отвечать на все вопросы, чтобы тот успел записать его слова.

Он повторил, ничего не прибавив и не убавив, то, что сказал комиссару во время двух предыдущих встреч.

Ради этого случая он надел темно-синий костюм почти военного покроя, в петлице была одна ленточка — Орден Крест заслуг.

В руке он держал фуражку с большой золоченой кокардой с гербом Яхт-клуба Франции.

Все было очень просто: один человек задавал вопросы, другой отвечал. И все-таки Мегрэ любовался им, не без чувства униженности, и вспоминал свои вторжения на «Южный Крест».

Он не настолько знал английский язык, чтобы улавливать все оттенки. Но смысл последних реплик во всяком случае понял.

— Попрошу вас, сэр Лэмпсон, — сказал следователь, — не уезжать далеко до тех пор, пока не прояснятся оба эти дела. Кроме того, я вынужден задержать разрешение на похороны леди Лэмпсон.

Полковник поклонился.

— Вы разрешите мне уйти на своей яхте из Дизи? — жестом полковник показал на зевак, столпившихся на улице, на все окружающее, даже на небо. — Мой дом на Поркероле. А мне только до Соны добираться неделю.

Теперь поклонился следователь. Они едва не пожали друг другу руки.

Полковник окинул всех взглядом, не заметил, казалось, ни врача, сидевшего со скучающим видом, ни Мегрэ и поклонился лишь прокурору.

Секунду спустя он уже преодолевал расстояние, отделявшее кафе «Флотское» от «Южного Креста».

Он даже не спустился в каюту. Владимир был на палубе. Полковник отдал ему какие-то приказания, а сам стал у руля.

И к удивлению речников, матрос в полосатой тельняшке спустился в машинное отделение, завел мотор, вернулся на палубу, откуда точным движением сдернул швартовы.

Спустя некоторое время группа из нескольких человек, что-то обсуждая и жестикулируя, направилась к дороге, где ждали машину, это была выездная бригада прокуратуры.

Мегрэ остался один на берегу. Он смог наконец набить трубку, а потом плебейски сунул руки в карманы и пробормотал:

— Напрасный труд!

Разве не надо было начинать все сначала?

Из всего, что выяснила прокуратура, интересными пока казались несколько фактов, но важность их еще нельзя было оценить.

На теле Вилли Марко, кроме следов удушья, были обнаружены синяки на руках и на торсе. По мнению врача, версию о том, что Вилли попал в западню, следовало отбросить. Скорее можно было предположить, что ему пришлось бороться с необыкновенно сильным противником.

Кроме того, сэр Лэмпсон заявил, что впервые встретил свою жену в Ницце, причем, хоть она и развелась тогда со своим первым мужем, итальянцем Секкальди, она еще носила его фамилию.

Показания полковника, намеренно двусмысленные, позволяли предполагать, что в ту пору Мари Дюпен, она же Секкальди, жила почти в нищете и пользовалась щедростью друзей, однако в разряд женщин известного сорта окончательно не перешла.

Сэр Лэмпсон женился на ней во время путешествия в Лондон; тогда-то она и получила из Франции копию свидетельства на имя Мари Дюпен.

— Это была очаровательная женщина!

Мегрэ вспомнил лицо полковника, мясистое, красное и гордое, когда он произнес эти слова — спокойно, ненаигранно. И это, видимо, произвело впечатление на следователя.

Мегрэ пришлось посторониться, чтобы пропустить носилки с телом Вилли. Пожав плечами, он решительно направился в кафе, где тяжело опустился на скамейку и скомандовал:

— Кружку пива!

Пиво подала дочь хозяина — глаза все еще красные, нос блестит. Мегрэ с интересом посмотрел на нее, но, прежде чем он успел задать ей вопрос, она прошептала, осмотревшись вокруг и убедившись, что их никто не слышит:

— Он очень страдал?

Лицо у нее было некрасивое, ступни массивные, руки грубые. И тем не менее она одна-единственная тревожилась об изящном Вилли, который, может быть, накануне в шутку ущипнул ее за мягкое место. Впрочем, может быть, он даже этого и не сделал.

Девушку позвали к другому столику. Какой-то речник бросил ей вслед:

— Ты вроде бы не в себе, Эмма.

И она попыталась улыбнуться, заговорщически взглянув на Мегрэ.

Движение на реке застопорилось с утра. Напротив кафе «Флотское» стояли семь барж, из них три — моторные.

Женщины закупали провизию, и каждый раз, когда они входили в лавку, дребезжал звонок.

— Когда вы будете завтракать? — спросил хозяин, обращаясь к Мегрэ.

— Сейчас.

Мегрэ вышел на порог, посмотрел туда, где еще сегодня утром был пришвартован «Южный Крест».

Итак, вечером с яхты сошли два человека, направились к каменному мосту. Если верить полковнику, они о чем-то поспорили и расстались. Сэр Лэмпсон пошел дальше по пустынной, совершенно прямой дороге, которая ведет в Эперне. А Вилли с того момента никто не видел живым.

Когда полковник вернулся на такси, он не нашел ничего особенного в том, что Вилли нет на яхте.

И никто ничего не слышал. Мясник, живший в шестистах метрах от моста, утверждает, что его собака лаяла, но он не стал выяснять — почему и не заметил, в котором часу это было.

Бечевник представлял собой сплошное месиво, истоптанное слишком многими людьми и лошадьми, чтобы на нем можно было разобрать следы.

В прошлый четверг Мэри Лэмпсон, живая, здоровая, в нормальном виде, сошла с яхты, на которой была одна.

Перед этим, по словам Вилли, она передала любовнику жемчужное ожерелье, единственную свою серьезную драгоценность.

И след ее потерялся. Больше нигде ее живой не видели.

Двое суток ее исчезновения никто не замечал.

В воскресенье вечером она, задушенная, уже лежала под соломой в одной из конюшен Дизи, в ста километрах от места, откуда отправилась, и рядом с ее телом храпели два коновода.

Это все. По распоряжению следователя оба трупа отправили в холодильник Института судебной медицины.