Бочка но-шпы и ложка яда - Татьяна Полякова Страница 14

Надо сказать, что в паре они выглядели чрезвычайно комично.Марина Федоровна Скворцова недавно отметила свой пятидесятипятилетний юбилей.Она была невысокого роста, худая до жути. Со спины походила на дистрофичного подростка.Мелкие черты, личико сморщенное, как печеное яблоко, сутулость и любовь к яркимтряпкам. Она без конца щурилась, хотя отличалась отменным зрением, и кривилагубы, точно не знала, что сделать — зареветь или засмеяться. Марина Федоровна,так же, как Серова, Аглая и первая жена Артемьева, училась с моим мужем вЛитературном институте, и дружбу они пронесли через года. Марина в молодостиписала романы, металась от эпических произведений об освоении целинныхпросторов до модернистских опусов под названием «Пять синих кошачьих лап».Когда времена сменились и дураков бесплатно печатать все это не стало, онанекоторое время торговала книгами с лотка. Дела ее пошли успешно, вскоре у неепоявились два продавца, потом книжный магазин, а сама Скворцова вдруг заняласьиздательским делом. Поначалу издавала брошюры «Как сбросить вес за три дня» ипрочее в том же духе, но годы упорной работы принесли плоды. Издательствоширилось и крепло. Артемьев, до встречи со мной, приносил ей свои творения, иона по доброте душевной их печатала, неся убытки, потому что читать их никто нехотел (с моей точки зрения, совершенно справедливо), муженек тоже обожалоригинальные названия «Исповедь прозревшего крота», к примеру. И когда вдругнаписал нечто вполне удобоваримое (не иначе на него так подействовала любовь),Скворцова, вздохнув, издала книгу, после чего Артемьев в одночасье сделалсязнаменитым, а Скворцова богатой. Восемь лет она с него пылинки сдувала, большевсего на свете боясь, что его переманят конкуренты. Артемьев действительнохотел было к ним переметнуться, но я была начеку. С моей точки зрения,Скворцова заслужила, чтобы заработать на старом приятеле, который так долгоиспытывал ее доброту.

Кроме тщедушного тела, Марина Федоровна обладала писклявымголосом, которому пыталась придать некую детскость, и потому постоянносюсюкала.

Она склоняла головку набок, застенчиво улыбалась и изо всехсил строила из себя ласковую дурочку: мол, ничего она в этой жизни не смыслит,а каждый норовит обмануть сироту.

На самом деле она была довольно стервозной бабой, которая непрочь сделать ближнему пакость, и ложку мимо рта уж точно никогда не проносила.Марина Федоровна терпеть не могла Серову, с которой вместе училась, за то, чтота умудрилась стать знаменитой, тихо ненавидела первую жену Артемьева, теперьтоже довольно известную писательницу, а Аглаю Петрову считала дурой и бездарем,хотя при встрече целовалась с ней взасос, сопровождая это действо комплиментом,после которого Аглая долго хлопала глазами, пытаясь сообразить, то ли ее похвалили,то ли плюнули в физиономию.

В отличие от худосочной Марины Федоровны, Аглая ВикторовнаПетрова была могучего телосложения. И ростом, и статью она походила набегемота, шумная и, как большинство людей, обремененных лишним весом,добродушная. Хотя в ее случае это скорее было не природным качеством, асознательно выбранной линией поведения.

После окончания Литературного института она тоже писаласкверные книжки, но, в отличие от Скворцовой, не успокоилась по сию пору.Каждый свой новый шедевр она дарила моему мужу с трогательной надписью: «Наваших книгах я училась писать», что выглядело как-то двусмысленно: то лиучитель никудышный, то ли ученица ни на что не годится. К Артемьеву обращаласьисключительно на «вы», начитавшись любовной переписки начала двадцатого века,до которой была охоча и которую цитировала по делу и без оного, постоянно всепутая. Подозреваю, она была влюблена в Артемьева. Во время кремации хлопнуласьв обморок, что создало дополнительные трудности: даму весом в сто двадцатькилограммов поднять с пола не так просто.

Став знаменитым, муж проявил благородство и устроил еередактором журнала, не то чтобы хорошего, но и не совсем захудалого. Петровапечатала там свои романы с продолжением под псевдонимом Любовь Шевченко, нослава по-прежнему обходила ее стороной.

— Как всегда, хороша, — гаркнула она и заключиламеня в объятия, в которых я совершенно потерялась. — Что это Натальяговорит про Сусанну?

Неужто правда из окна свалилась? — проявила онаинтерес.

— Правда. Увезли в больницу. Но мы надеемся, все будетхорошо.

— Валентина здесь? — сведя бровки у переносицы,пискнула Скворцова.

— Пьет кофе на веранде. Не желаете присоединиться?

— Я, пожалуй, чаю, — пробасила Аглая. — Нодля начала разберу свои вещи.

Она удалилась в отведенную ей комнату, с подозрениемпоглядывая на Скворцову, которая, подхватив меня под руку, увлекла в гостиную.

— Ждать больше нельзя, — быстро оглядевшись посторонам и убедившись, что в гостиной мы одни, зашептала МаринаФедоровна. — Сейчас самое подходящее время издать его роман. Ты обратилавнимание, какой шум подняла пресса в связи с годовщиной?

— Обратила, — буркнула я.

— Так вот, пока у публики явный интерес.., ты жепонимаешь… Ты толком так и не сказала, сколько готовых романов оноставил? — забеспокоилась она.

— Один готов совершенно, — поведала я. — НоБорис в последнее время был исключительно требователен к себе. Роман его неудовлетворил, и он взялся писать второй, который благополучно довел до конца.Кое-что он намеревался подправить…

— Отлично, — перевела дух Скворцова. — А какего записи? Можно там набрать материала на книжку?

— Я нашла еще два практически готовых романа.

Оба написаны несколько лет назад, но забракованы им. Еслинемного подредактировать…

— Я готова подписать договор хоть сейчас, —заверила меня Скворцова, а я вздохнула:

— Давай вернемся позднее к этому разговору.

Она пожала мне руку, с пониманием кивнула и удалилась в своюкомнату.

Тут же дверь скрипнула, и в гостиной появилась Аглая.Наверняка подслушивала, этой пагубной привычки она даже не стеснялась, черезчто и страдала.

Иногда ей такое приходилось слышать в свой адрес, хотьсвятых выноси. Аглая страдала, заедала страдания пельменями и еще большенабирала вес.

— Чего хочет от тебя эта вобла сушеная? — спросилаона, приближаясь.

— Рукописи, естественно.

— А ты что? Неужели отдашь?

— Вообще-то не просто отдам, а получу за них оченьприличные деньги.

— Я знаю минимум двух издателей, которые заплатятбольше.

— Вряд ли бы это понравилось Борису, — с постнойминой возразила я.