Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова Страница 14

У Архипова вдруг загорелись щеки – как будто Макс поймал егона чем-то неприличном.

– Воду бы хоть закрыл, – сказал он злобно. Юнец вздрогнул изахлопнул разинутый рот – даже зубы стукнули.

Архипов зашел, чуть не толкнув его, выключил воду и с силойдернул панель. Сразу стало очень тихо.

– На.

– Чего?

– Наденешь это.

– Зачем?

– Затем, что я так сказал.

– А это, – Макс кивнул на полку и посмотрел на Архипова, –все ваше?

– Наше.

– Ва-аше?! Вы че, духами мажетесь?

– Мажусь.

Макс гоготнул:

– Вы че? “Голубой”?

– И не надейся даже.

– Чего?

Все-таки Архипов пробурчал себе под нос – чего. Макспокосился на него с некоторым испугом.

– Вытрись и оденься.

“Голубой”, надо же! Черт бы побрал этого недоумка!

В спальне он в два приема разложил огромный круглый матрас.

Матрас он купил на какой-то французской выставке, котораяназывалась “Уют-2000”. Архипов купил его просто потому, что никогда раньше невидел таких вещей. В сложенном виде матрас напоминал диванчик и на нем можнобыло сидеть. В разобранном – он напоминал мягкую лужайку, как будто собраннуюиз лоскутной мозаики. К лужайке прилагались еще подушки и одеяло. Тинто Брассза то, чтобы поваляться на этом матрасе, полжизни бы отдал.

Зашлепали босые ноги, и Архипов приказал, не оборачиваясь:

– Ложись. И не вздумай ночью шастать по квартире и непытайся ничего спереть!

– Я не вор, сказано же!

– Это я уже слышал.

Он вышел из спальни, чтобы посмотреть, как там его собака.

На звук открываемой двери Тинто поднял громадную голову.Сверкнули глаза и металлические кнопки на ошейнике.

– Молодец, – похвалил Архипов, – охраняй, Тинто!

Когда он вернулся в спальню, Макс Хрусталев в розовойЛюбашиной кофтенке и его собственных старых шортах спал на самом краешкелоскутной поляны, свернувшись худосочным калачиком. Одеялом он не накрылся иподушку под голову не подложил.

Архипов подумал-подумал, а потом, приподняв за край матрас,откатил гостя на его середину и кинул на него одеяло. Тот забормотал,устраиваясь и подтягивая колени, и Архипов погасил свет. Полежал и зажегтусклую лампочку. Может, он и не жулик, но так, на всякий случай.

* * *

Архипова разбудили отдаленные мелодичные переливы. Онперевернулся на спину и сонно почесал живот. Вот черт. Ну и ночка. Может,позвонить на работу и не приезжать? Придумать что-нибудь возвышенное –например, аллергию. Или… или… мигрень. Мигрень – это достаточно возвышенно илине слишком?

Архипов потянулся так, что в позвоночнике и шее произошлокакое-то движение, и скосил глаза на матрас “Уют-2000”. Посреди матрасавысилась цветастая горка, больше ничего видно не было.

Волны мелодичных переливов наплыли со стороны входной двери,и Архипов понял, что кто-то звонит в дверь. Должно быть, прибыла МарияВикторовна – по-родственному Манька.

Архипов нашарил на полу давешние джинсы, кое-как их натянул,зевая, потащился к двери и распахнул ее, не глядя.

– Здрасти, госпожа Тюрина.

Она на секунду задержалась с ответом, и он решил, что этоиз-за его слишком уж домашнего вида.

– Прошу прощения, я без галстука, – буркнул он и опятьпочесал голый живот, на этот раз не без умысла, – в галстуке спать… неудобно.

– Доброе утро, Владимир Петрович, – пропищала она. – А гдемой… брат Максим?

– Ваш брат Максим спит, – проинформировал Архипов. – Еслихотите получить его немедленно, будите сами.

– Где он… спит?

Архипов не спеша, выглянул на лестничную клетку и возликовал,как будто увидел близкого человека после многолетней разлуки.

– Тинто! Как ты тут? Иди ко мне, хорошая собака! Хорошая,хорошая собака! Вот Мария Викторовна явилась, она тебя на боевом дежурствесменит! Да, Мария Викторовна?

Она растерянно молчала.

– Мы интересуемся, – продолжил Архипов, присел и положилруку на голову своей собаке, – мы интересуемся, может, вы дверь на ключзакроете? Может, мы покинем пост номер один?

– Ну, конечно! – воскликнула она торопливо. – Конечно,конечно! Спасибо вам большое! Спасибо, собачка!

Тинто Брасс напружинил свои складки и негромко зарычал.

– Он не любит, когда его называют собачкой, – объяснилАрхипов. – Какая же это собачка! Пудель – вот собачка, а Тинто у нас…

Он поднялся с корточек и неожиданно оказался нос к носу сней.

Очень близко. Неприлично близко. Совсем близко.

У нее было замученное лицо, бледное сине-зеленой некрасивойбледностью. Под глазами и на висках желтизна. Нос заострился, и не видно на немникаких веснушек. Темные волосы заложены за уши. В руках она держала огромнуюкоричневую сумку, и этой сумкой моментально загородилась от Архипова, выставивее перед собой. И отвела глаза.

Ему стало неловко.

– Вы больны?

Трудно было заглянуть ей в лицо с отеческойнезаинтересованностью, но он постарался.

– Я не больна, Владимир Петрович. Я очень… устала. Ужасно.

В конце концов, он пообещал полоумной Лизавете, что станетзаботиться о девочке Маше. И он предложил:

– Хотите, я вас покормлю завтраком? Все равно ваш брат…Максим спит. Заприте свою дверь. Давайте. Вы сможете.

Она тускло улыбнулась:

– Мне неудобно.

– Конечно, неудобно, – согласился Архипов, с трудом обретаясвой обычный тон. – Мне тоже неудобно, но ничего не поделаешь.

Она поставила на пол сумку, подошла к своей двери, порыласьв плотном джинсовом кармане и вытащила ключи.

Архипов, следивший за каждым ее движением, слегка взмок оттого, как она рылась в кармане.

Да что такое-то?!

– Вы не заметили, оттуда ничего… не украли?

– Откуда?

Она кивнула на свою дверь:

– Из тетиной квартиры? Не заметили?

Она спрашивала так, как будто ни тетя, ни квартира не имелик ней, Маше Тюриной, никакого отношения. Архипов удивился и перестал думать отом, как она рылась в кармане.