Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека - Александр Рыбин Страница 14

Илья еле воткнул другую сигарету в рот.

Капитал уселся за стол, долго что-то писал, потом протянул протокол бледному парню.

— Подписывай вот здесь. — Он протянул исписанный лист. — Домажорились, пацаны! Типа золотая молодежь. Ты в курсе, что это за семья? В какое говно ты вляпался? Ты просто исчезнешь, и всё… Не сразу: может, через месяц, может, через полгода. Потом тебя родственники объявят в федеральный розыск. Ну, поищут тебя, так для проформы. Но вряд ли найдут.

Илья пытался прочитать капитанские каракули, ничего не получалось.

— Я же не виноват в смерти Арсена.

— А родственники считают иначе. Ладно, парень, подписывай протокол и проваливай домой, спрячься под одеяло и никому не открывай. Понял?

11 июня. День

Вчерашний вечер закончился в каюте Пал Палыча Цымбалюка распитием великолепного румынского вина, да под красную икорку, королевские креветки, медведку (страшную креветку) и мясо краба. Пал Палыч, в судовой роли, как и Ширшова, помощник капитана по УВР, откликнулся на мою просьбу взять у него интервью. Собственно, интервью не получилось. Интервьюируемый постоянно меня перебивал, но был хлебосолен, вежливо — насторожен и пытался сам больше задавать вопросы, чем отвечать на мои.

По старой «расейской» традиции, выпив за знакомство, плавно перешли к разговору о работе, то бишь о проблемах на корабле, но не глобальных, а так, по пустякам. Все — таки я чужак. Кто меня знает, что я за человек. Тем более журналюга. Тут, на «Надежде», я уже заметил, особое отношение к нашему пишущему брату. И, как все русские, в конце беседы мы скатились к общемировым проблемам, которые пытались разрешить часов до двух ночи. Проблемы не разрешили, вино закончилось, разошлись по каютам.

Стоим у острова Лемнос. Фордевинд — ветер прямой. Это я всё фиксирую в дневнике, чтобы что-то запомнить.

Моряк весь в ракушках — это про Пал Палыча; даже не верится, что человек родился на Украине, где-то под Кировоградом, а море увидел, лишь когда призвали в армию, на флот.

Тут, конечно, не военный корабль, но порядки почти военные. Мне, не пившему солененькой забортной водички, не всегда эти порядки понятны, поэтому иногда спорю с теми, с кем не надо бы спорить. Меня успокаивают: «Ничего, парень, это по молодости. Это бывает».

Тут вот прочитал: «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и чуть придурковатый, дабы разумением не смущать лица начальствующего. Устав флота российского. Петр Первый».

Учту, Петр Алексеевич.

Не пускают нас на Лемнос, потому как считают шпионами, закамуфлированными под учебный корабль. Не знаю, как насчет шпионов, но что тут, в Мирине, можно нового узнать? Тихий курортный городок окружил бухточку, в глубине которой стоит пара штук довольно старых военных катеров, непрезентабельных, с потеками ржавчины, — вот и все натовские тайны.

Кончил править главу, которую намеревался отправить Татьяне Владимировне. Лиха беда начало.

Вот вам и первое убийство. Вышел на палубу, после того как убил собственными руками Арсена, и как-то даже не по себе стало. Хожу тут незамеченный. Греческое солнце уже почти в зените, все что-то копошатся, фотографируются на фоне острова, а я будто Джек Потрошитель: кокнул человека — и ничего. Никто не подозревает, что в каюте номер двести четыре писатель начал свой кровавый отсчет.

Что узнал нового?

Желтый флаг — «мое судно не заражено, прошу разрешить свободное плавание». Это я узнал, когда поднимали желтое полотнище в голубое выцветшее небо Греции.

Пока идет неразбериха и согласование, когда и как мы сможем очутиться на острове, спустился в каюту творить дальше…