Предчувствие смерти - Анна и Петр Владимирские Страница 14

Они действительно очень быстро пришли к дому сталинской постройки с толстыми, добротными стенами.

Поднявшись на невысокое крыльцо, отдыхающие очутились на площадке перед деревянной дверью. Имелся и выход во двор, там стояли две лавочки. Хозяйка квартиры открыла дверь в уютную, очень чистую и на редкость прохладную комнату. На стене висела картина с изображением пеликана. Веранда, застекленная и затененная белыми занавесочками, заросла диким виноградом, и от этого даже в жаркий день в квартире было прохладно.

Осмотрев комнату и веранду, кухню и удобства, Вера убедилась, что квартира вполне подходит для отдыха.

— Как хорошо! — сказал Кирилл, оглядываясь по сторонам.

— Вот видишь, я же тебе говорила, — со значением посмотрела на него Ольга.

—Давайте знакомиться, — предложила Вера, представляя своих домашних и себя.

Пожилая женщина протянула Вере сухую твердую ладонь:

— Екатерина Павловна Эске. Я...

— Учительница музыки на пенсии?

Хозяйка заморгала.

-- Да, а как вы догадались?..

Вера уже досадовала, что не удержалась и ляпнула. Надо сосредоточиться, а то этот теплый курортный воздух совсем ее расслабил.

— Вы сказали, что у вас слух хороший, я и предположила... Ну что ж, Екатерина Павловна, нам у вас нравится. Свой отпуск мы проведем у вас.

— Очень рада. Устраивайтесь. Не буду вам мешать. Единственное, чего у меня здесь нет, это телефона. А так — все удобства.

— От телефона я дома устаю, даже мобильный в отпуск не взяла, решила отдохнуть от него, — успокоила хозяйку квартиры Вера.

— Да? Я вас понимаю. Сейчас все с трубками ходят, покоя нет от них... В таком случае от соседки Вали сможете позвонить, если что. Листок с ее номером тут, на холодильнике. Я-то живу у племянницы и ее мужа. Вот их телефон, вверху, а этот — свояка моего, мужа покойной сестры. Я у него часто бываю, и он скажет, если вы позвоните. Это в Коктебеле. Знаете такое место?

— Конечно, там отдыхал весь цвет литературы. А мы никогда не бывали. Это далеко от Феодосии? — заинтересовалась Вера.

— Двадцать с небольшим километров.

— Ничего себе! — присвистнул Кирилл.

— Это не страшно, если соберетесь, Кадмий вас привезет. Он постоянно разъезжает по делам, как-то договоримся. Вот ключ. Еще один у моей племянницы Гали, больше ключей нет. Так что никто вас здесь беспокоить не будет.

— Я хотела спросить, Екатерина Павловна, — обратилась к хозяйке Вера, — эта картина с пеликаном, такая ярко-энергетическая...

— Вы абсолютно правы, уважаемая. Это метафора. Пеликан — символ настоящего Учителя, с большой буквы. Вы знаете легенду? — Старушка со значением посмотрела на Веру через толстые стекла очков.

— Нет, не знаю. Было бы очень интересно узнать, расскажите.

— Эту легенду мне еще моя бабушка рассказывала. Да вы присядьте, располагайтесь. Ну вот, однажды призвал к себе Господь всех тварей земных — зверей и птиц, и рыб, и насекомых всяких. И спросил их: «Что вы можете сделать для ваших детей?» Лев сказал: «Я научу их охотиться!» Орел сказал: «Я научу их парить над землей!» Змея сказала; «Я научу их мудрости!» А Пеликан сказал: «Я отдам им свое сердце». Он разорвал свою грудь, вынул сердце и отдал его птенцам, и сердце стало их пищей. И тогда

Господь сказал: «Пеликан, ты будешь вечно символом Учителя. Потому что только настоящий Учитель отдает свое сердце ученикам». Ну, поскольку я учительница, то на один из моих дней рождений свояк-художник, который был тогда еще совсем юношей, нарисовал эту аллегорию.

— Красивая легенда! — сказала Вера, и ее дочь с зятем тоже с большим интересом стали рассматривать полотно.

— Ма, Кирюш! Посмотрите на этот гобелен! — указала Ольга на противоположную стену.

Вера и Кирилл взглянули на коврик, такие в советские времена имелись во многих семьях. На нем был изображен ручей в лесу. К ручью вышел напиться олень. У него на голове торчало примерно в три раза больше рогов, чем у реального животного.

~ По-моему, это тот самый олень, из фильма о Мюнхгаузене, — сказала Вера.

— Ты хочешь сказать, что это не рога, а вишневое дерево?

-- Ну, мы с вами будем считать, что у него там выросло вишневое дерево и скоро оно зацветет.

— Да, вот еще что, можно вас на минуточку? — Старушка Эске поманила Веру за собой на кухню. Я не хотела бы излишне утомлять вас своим присутствием. Молодые не любят пожилых. Но вы позволите мне как-нибудь скоротать с вами вечер? Знаете, иногда бывает немного одиноко...

— Екатерина Павловна, конечно, какой разговор, приходите. Только как вы назад будете добираться?

— А у меня здесь соседки одинокие, не беспокойтесь. Переночевать всегда найдется где, а вот поговорить со свежим человеком так хочется! Так вы не возражаете? Не удивляетесь, чего это старуха к вам пристала?

— Во-первых, мы еще на вокзале договорились, что никакая вы не старуха, а просто дама зрелого возраста.

И во-вторых, у меня такая работа, ко мне многие пристают на тему поговорить.

— А вы кто, простите? — Эске с интересом посмотрела на Веру.

— Я врач-психотерапевт.

Лученко сказала об этом, чтобы успокоить пожилую женщину, и тут же усомнилась: а надо ли было? Еще расскажет кому, и придется вместо отдыха работать. Катя, массажистка Вериной клиники, во время отпуска постоянно «нарывалась» на работу. Муж и сын ее упрекали: мол, когда же отдыхать? Ну не могла она отказать людям в помощи, да и деньги никогда не бывают лишними. Но сделать двум-трем курортникам пятнадцатиминутный массаж — это одно, а если придется вести долгие психотерапевтические беседы?..

Верины мысли прервала хозяйка квартиры:

— Как хорошо, голубушка, что вы ко мне поселились, вас мне сам Господь послал! Впрочем, вы устали с дороги, вам нужно отдохнуть, поспать, мы после поговорим. После. Только у меня к вам один крохотный вопрос. Можно?

— Конечно.

— Если один и тот же человек вам кажется то самим собой, то кем-то другим? Это мания или какое-то психическое расстройство?

— Вы должны рассказать поподробнее, иначе не разобраться. — Вера смотрела на старушку с сочувствием.

— Знаете, я уже в том возрасте, когда, как сейчас говорят, «срывает крышу». И мне хотелось бы знать, все ли у меня в порядке с головой, чтобы не обременять своих близких. А если мне это не кажется, то я уж и не знаю, что происходит...

— Так сразу не скажешь, Екатерина Павловна. Давайте завтра обо всем поговорим.

-- Да, простите! Извините мою назойливость. Завтра, конечно, все завтра! Вы переночуйте, и если понравится, завтра заплатите за половину срока. Я всегда беру только за половину, мало ли что.