Фанера Милосская - Дарья Донцова Страница 14

Домой я пришла очень поздно и тут женаткнулась на дамские туфли огромного размера. Сначала мне показалось, что увешалки валяются мужские ботинки. Ну согласитесь, редкая женщина расшвыриваетобувь в разные стороны! Правая туфля лежала неподалеку от зеркала, леваяотлетела почти к двери, да еще они были похожи на лыжи. Но потом я заметилаздоровенные каблуки и изумилась еще больше. Из домашних на «гвоздиках» способныбегать только Юля и Лиза. Но у первой ножки Золушки, а вторая ни за что ненацепит подобный «шедевр» обувной промышленности.

Кстати, дома-то никого, кроме нас с Кирюшей,нет! Лиза в Англии и пробудет там до осени – шлифует знание языка. Конечно,нехорошо было забирать Елизавету из школы в начале мая, но ей на будущий годнадо поступать в вуз, она решила стать переводчицей, вот мы и подумали: физика,химия, математика ей не понадобятся, а английским лучше овладевать вВеликобритании. Юля, Сережка, Вовка Костин и Катя укатили в Париж, этосовместный наш подарок Катюше на день рождения. Ей путешествие досталосьбесплатно. Правда, подруга родилась не в мае, но путевка в несезон значительнодешевле.

В результате мы с Кирюшей остались одни. Двоихдетей отправить в Лондон на целых четыре месяца нам не под силу, и Кирик сампредложил:

– Пусть уж Лизка едет, мне английскийразговорный ни к чему. Компьютерщики не болтают, в сети всем по фигу, какое уменя произношение, а пишу я правильно.

Проявив благородство, Кирюша загрустил и черезпару дней после отъезда Лизы начал делать заявления типа: «Мальчикам оченьполезны эклеры с заварным кремом». Или: «Лучшая пища для мозга – домашниепирожки с мясом». И я покорно бежала к плите – мне хотелось побаловать Кирюшу.

Так откуда взялась эта жуткая обувь? Толькосейчас я заметила около «лыж» на каблуках еще одну пару. Эта была крохотная икакая-то жалкая – ободранные сандалики некогда желтого, а теперь темно-серогоцвета.

Из кухни послышался грохот, я ринулась на звуки остолбенела. Под потолком плавали клубы синего дыма, у плиты стояла великаншав трогательном розовом халате с оборочками. Он был слишком короткий, чуть вышемощных коленок, открывал волосатые голени, а ступни прятались в тапках, которыея сначала приняла за ласты. Рукава тоже были малы, из них высовывались двелапы, смахивающие на медвежьи, толстые пальцы цепко держали вилки, ими монстрпереворачивал пухлые котлеты, источавшие невыносимый смрад.

– Здрассти, – оторопело вымолвила я.

Чудовище повернуло голову и степенно ответило:

– Ну привет! – потом снова занялосьприготовлением бифштексов.

– Вы кто? – невежливо спросила я.

– Эльза Кох, – невозмутимо ответилочудище и чихнуло прямо в котлеты.

Я вздрогнула. В детстве, шаря у отца вкабинете по полкам, я обнаружила жуткую книгу под названием «Преступленияфашизма». Среди прочих ужасов там имелся рассказ о некой Эльзе Кох, сотрудницелагеря смерти Освенцим, любимым развлечением которой было делать абажуры изкожи людей. Подходящее имечко для гостьи.

– Что вы здесь делаете? – рискнула япродолжить расспросы.

– Живу, – пожала могучими плечами великанша.

Я покрылась мурашками. И тут же принялась себяуспокаивать. Не волнуйся, Лампа, ты просто ошиблась дверью. Поднялась на другойэтаж и вломилась к соседям… Но в ту же минуту вспомнила: я открыла замок своимключом, и квартира наша. Вон на шкафчике стоят кружки с изображением собачек, ядавно их собираю.

– Хочешь поужинать? – внезапнорадушно предложила Эльза.

– Нет, спасибо, – я поспешилаотказаться.

– Хорошие гамбургеры, – продолжаластряпуха, – и дешево мне достались. Они со срока сошли, но чего плохогоможет случится с замороженной жрачкой? Я, например, без мяса не могу.

Продолжая нахваливать отвратительно воняющуюеду, Эльза сняла сковородку с конфорки, вилкой сбросила в тарелку штук шестькотлет и села за стол.

– Жаль, макарошек нет, – грустно сказалаона. – Очень их уважаю, только не длинные, а спиральки. Ты какие любишь?

– Ракушки, – почти в обморокеответила я, наблюдая, как в кухню влетает Ада.

Наши собаки живут по четкому расписанию,которое они сами себе установили. Утром, например, псы любят поспать до десяти.Стоит посмотреть, с какими недовольными мордами они бродят в полвосьмого подвору. Только что не говорят: «Злые люди! Зачем выпихнули нас на улицу ни светни заря». После завтрака стая отдыхает. Когда домой с учебы и работы возвращаютсяхозяева, псы оживляются, но ровно в девять вечера они заваливаются на боковую.И тут может происходить что угодно – собаки даже ухом не поведут.